Читать книгу "Джихад по-русски - Лев Пучков"

Закончить ей не дали: хозяйка, не желавшая выслушивать возражения, ожгла строптивицу плетью по заднице — легонько, но весьма чувствительно.

— Ай!!! Вы что себе позволяете?! — скорее удивленно, нежели возмущенно вскрикнула Ирина. До этого момента она как-то не воспринимала всерьез предупреждения юных рабынь насчет перспектив физической расправы. Что за дикость! Хозяйка же, памятуя, видимо, о принципе «куй железо, не отходя от кассы», в ответ на возмущенный вопль стеганула Иринину попку еще разок — чуть сильнее. И опять замахнулась.

— Ай-й-й! Не надо! Все-все — уже иду!

Шествие по знакомому уже коридору было недолгим — с каждым шагом ноги женщины как-то незнакомо тяжелели, как будто отказываясь идти дальше. Распахнув одну из дверей, чеченка втолкнула Ирину в просторный зал и, красноречиво взметнув плетку, напутствовала:

— Твой ходит — тудым-сюдым, — и показала маршрут — от окна до двери. — Адын раз стаит — сразу бит! Давай, давай!

Для среднестатистического жилища сельскохозяйственной Ичкерии, прогнувшейся под невыносимым гнетом разнузданного бандитизма и переживавшей вторую войну, зал был неприлично роскошен. Разноцветный лакированный паркет, драпированные шелком стены, потолок в затейливой золоченой лепнине, тяжелые парчовые шторы, огромный персидский ковер на полу, одна стена полностью заставлена разнообразными аудио — и видеосистемами на неприлично современных подставках и тумбах. Дорогущая кожаная мебель…

Впрочем, интерьер Ирину особенно не заботил. Медленно двигаясь по паркету вдоль кромки персидского ковра, она косила взглядом в сторону кожаной мебели вовсе не из-за ее непревзойденных качеств — видела и получше. Там, в этой мебели, на просторном диване и в трех креслах, заседали пятеро мужланов ичкерских, включая Махмуда Бекмурзаева. Они были такими же здоровенными и дикими на вид, как их предводитель — одна порода, что и говорить.

И все с нездоровой пристальностью рассматривали Ирину…

Нет, аплодисментов не было, равно как и восторженных криков, улюлюканья и прочих проявлений, каковыми обычно нормальные молодые люди, не отягощенные рамками приличия, приветствуют неожиданное появление соответствующим образом принаряженной сексапильной барышни. Первые мужчины тейпа Бекмурзае-вых сидели молча, во все глаза пялясь на «руски бляд» и даже не обмениваясь впечатлениями. И было в этой молчаливости что-то такое…

Ирина дошла до окна, развернулась, замерла было, но дверь в зал оставалась открытой, в коридоре картинно растопырилась чеченка с плеткой, следившая за каждым движением гостьи. Ирина так же медленно пошла обратно, цокая шпильками по паркету и наливаясь липкой субстанцией всепоглощающей паники.

Господи, пронеси! Сделай так, чтобы все побыстрее кончилось… Нет-нет, она готовилась к этому моменту целые сутки напролет. После того, как ушел Сыч с боевыми братьями, представляла себе, как это будет происходить. Прогоняла перед мысленным взором во всех ракурсах и позах, продумывала свое поведение в этой ситуации, моделировала вариации… Но все это виделось, как в скверном фильме на отвратительной пиратской кассете крайне низкого качества. А сейчас…

Сейчас, чувствуя, как при каждом шаге подол коротенького платьица холодной змеиной чешуей скользит по-предательски выглядывающей наружу грани между непривычно обнаженным бедром и резинкой чулок, Ирина вдруг отчетливо поняла: никак она себя вести не будет! Еще минута — и рухнет в обморок…

— Ауррр!!! — вдруг зарычал Махмуд, вскакивая из кресла и стремительно срывая с себя одежду.

— Ай! — пискнула Ирина, на ватных ногах устремляясь к двери.

Бац! — дверь захлопнулась перед самым ее носом. Правильно, не положено мусульманке смотреть на обнаженного мужчину. Ирина стукнула кулачками в мореную дубовую плаху — дверь не дрогнула, словно ее подперли снаружи.

— Арр-рррааа! — ударило в затылок горячее чесночное дыхание. Могучие лапы подхватили Ирину, швырнули на ковер. Раздался треск раздираемого по швам платья, мелькнули клочья белоснежного французского бельишка, навалилась сверху всей массой туша в полтора центнера. Дышать стало нечем: пол-лица намертво залепил мясистый слюнявый рот, жадно всасывавший помертвевшие губы женщины. Потные ладони железными тисками сжали вяло сопротивляющиеся Иринины коленки, мощным рывком развели бедра в стороны.

— Уу-уррр!!! — победно выстонал Махмуд, с большим трудом входя в словно бы одеревеневшее лоно женщины.

— Мамочка! — в последний раз пискнула Ирина, проваливаясь в хлюпающую заволочь спасительного обморока…

Это было похоже на какой-то галлюцинаторный бред в наркотическом трансе. Страстно ревущие слюнявые рты, жадно чмокающие и сосущие ее тело, скачущие бородатые хари, страшная тяжесть содрогающихся от похоти волосатых туш, гнетущая вонь чужого едкого пота, пропитавшего, казалось, каждую клеточку ее организма…

Окончательно пришла в себя в ванной. Тело было словно ватное. Тупой саднящей болью раздирало низ живота — казалось, неумолимый алчный шатун до сих пор неистовствует там, вгрызаясь в ее недра.

Рабыни приводили ее в порядок деловито и сноровисто — на этот раз Ирина не сопротивлялась. Спросила шепотом:

— Уксусной эссенции нет?

— Нет, — девчонки озабоченно переглянулись. — А зачем?

— Выпить бы…

— Терпи, дура! Помереть всегда успеешь… Помыли, достали из ванной, умело обработали истерзанное лоно фурацилиновым раствором, смазали какой-то мазью. Вроде бы полегчало. Ирина некстати вспомнила о вазелине, который дал ей Сыч, горько усмехнулась. Все-то ты продумал, умник…

— Задолбят они тебя, — жалостливо сказала одна из рабынь, заканчивая обработку и заворачивая Ирину в полотенце. — Маленькая у тебя… Им только это и подавай. А ты долго не выдержишь…

— Вас-то не задолбили, — болезненно поморщилась Ирина. — И я как-нибудь…

— А нас тут сначала было семеро, — бесхитростно пояснила другая рабыня. — Пятерых меньше чем за две недели уделали. Кровью изошли. А мы вдвоем остались. Сколько ни совали — выдержали. У нас как будто резиновые, все выдерживают. Порода, видать, такая — повезло… Потом они привыкли, поняли, в чем дело. Сейчас вообще редко заваливают, мы все больше по работе…

Поместили Ирину в комнату рабынь — приткнувшуюся у черного входа небольшую подсобку с крохотным оконцем, двумя топчанами и деревянным ларем, в котором хранилось все нехитрое имущество юных пленниц. Девчонки представились: Валя и Лена. В возрастном цензе также определились: Вале — 18, Лене — 19. Надели на Ирину какую-то безразмерную, стиранную многажды ночнушку, уложили на топчан, посоветовали на все наплевать и отдыхать, пока не тревожат. Ах, какой замечательный совет! Наплевать. Отдыхать. Пока не тревожат…

Ирина лежала на топчане, бездумно уставившись в окно, выходящее во двор. Окно — это хорошо. Это как раз то, что надо… А почему хорошо? Кому надо? Напряглась, пытаясь вспомнить. Не вспомнила, задрожала вдруг плечами мелко, носом захлюпала, принялась тихо подвывать, отвернувшись к стенке.