Читать книгу "Гимназистка. Под тенью белой лисы - Бронислава Вонсович"

Тимофеев в процессе комментировал, что именно он делал, пусть и не всегда понятными словами. Но непонятное всегда можно было переспросить, а иной раз — догадаться по контексту. Работали мы с коротким перерывом на обед, на который сходили в университетскую столовую, до самого вечера более никем не прерываемые. Правда, я порывалась сбегать узнать, как там Ли Си Цын, но Тимофеев не позволил, отправил университетского курьера, который вернулся с запиской: «Всё в порядке. В себя пришёл. Бушует, но я справлюсь. Ваш приход не требуется».

Бушевал он не просто так, а по вполне понятной причине, которая выяснилось, как только я вернулась домой. Оказалось, у нас появилась палата для пациентов, целиком обставленная за счёт первого, который решил, что наше гостеприимство ему жизненно необходимо, но спать в чужой постели он не согласен. Из формы лисы он вышел и сейчас с удобством расположился на широченной кровати, почитывая газеты, коих на прикроватной тумбочке была изрядная пачка, и попивая чай с лимоном. Борис Павлович, разом сбросивший пару десятков килограмм, казался подобием шарпея: весь в складках растянувшейся кожи. Был он бледноват, но тем не менее выглядел довольным и даже нашёл в себе силы меня поприветствовать улыбкой и сказать:

— Правы вы оказались, Елизавета Дмитриевна, понадобился мне целитель.

— Зачем вы так со второй лисой, Борис Павлович? — попеняла я. — Вам разделить зверей надо было, а не убивать. Возможно, для вас тогда всё прошло бы куда легче.

Он поморщился.

— Не говорите о том, о чём не понимаете, Елизавета Дмитриевна. Слишком много лет прошло, чтобы их можно было безболезненно разъединить. Они постоянно грызлись, будучи объединены, а это сильно ухудшало состояние обеих. Собственно, ко вчерашнему дню оно уже было критичным. Попытайся я их разъединить, скорее всего, остался бы совсем без зверя.

— А так только потеряли второй хвост, — вздохнула я. — Но ей же было очень больно…

— Мне тоже, Елизавета Дмитриевна, — сурово ответил он. — Но другого выхода не было, уж поверьте. И потом, оставлять дарованное Тёмным богом не самая лучшая затея, всегда выйдет боком.

— А Велес, Борис Павлович? Неужели нельзя было его попросить о помощи?

— Что Велес? Он, знаете ли, не ко всем снисходит, а потерять его расположение проще простого, — уже с некоторым раздражением ответил Ли Си Цын.

— Пациенту требуется покой, Елизавета Дмитриевна, — укоризненно сказал Владимир Викентьевич. — Покой и никаких волнений.

— То-то вы так протестовали, когда я потребовал дать мне каталог мебели, — проворчал ЛИ Си Цын. — До скандала дело довели.

— Это совсем другое дело. Не стоит потакать капризам пациента. Мы бы прекрасно обошлись своими силами, — воинственно бросил Владимир Викентьевич.

— А я — нет, — отрезал Ли Си Цын. — Спать на том убожестве — увольте. Будем считать это моим гонораром за услуги, если уж деньги вы отказываетесь принимать, Владимир Викентьевич.

Воздух между ними наэлектризовался и дрожал, сотрясаемый силой эмоций, которые наверняка бушевали уже с самого пробуждение неудобного пациента. И сейчас они бы продолжили ругаться, если бы в комнату не вплыла женщина средних лет в белейшем переднике и косынке на голове. Перед собой она толкала тележку, заставленную блюдами. Прилично так заставленную, словно Ли Си Цын собирался кормить не только себя, но и обоих зверей: оставшегося и почившего.

— Борис Павлович, вам нет необходимости сейчас много есть, — не удержалась я. — У вас, наверное, и желудок стянулся, а вы его сейчас опять растянете.

— С этого не растянет, — сурово возразила сиделка и приподняла крышку, под которой оказалась пара ложек странного зеленоватого пюре, неаппетитного даже на взгляд, а каким оно было на вкус, и узнавать не хочу. — Специальное реабилитационное меню, одобренное Владимиром Викентьевичем.

— Одобренное, — проворчал Ли Си Цын, глядя на содержимое тарелки с не меньшим отвращением, чем я. — Поди, разработанное специально для меня. Чую, месть это ваша, Владимир Викентьевич.

— А вы чего хотели? Рябчиков в винном соусе? — ехидно уточнил целитель.

— Не отказался бы, — согласился Ли Си Цын и посмотрел с интересом на остальные блюда, пока прикрытые крышками.

Сиделка подкатила тележку поближе к Ли Си Цыну, вытащила раскладной стол-поднос и водрузила на кровать.

— Пойдёмте, Елизавета Дмитриевна, — внезапно засуетился Владимир Викентьевич, схватил меня за руку и потащил на выход, — не будем мешать ужинать Борису Павловичу. Да и нам с вами пора бы поесть.

— Вы-то наверняка будете есть что-то другое, — уже в спину нам проворчал Ли Си Цын.

Звягинцев прикрыл за нами дверь, прислушался к тому, что происходит у пациента, и ехидно заулыбался.

— Мне кажется, необходимости в такой еде не было, — осторожно сказала я.

— Это вам кажется, — возмутился Владимир Викентьевич. — Неужели вы думаете, что я стал бы предписывать невкусную еду пациенту исключительно по собственному желанию?

— Я бы стала, если бы пациент меня довёл, — честно ответила я. — От такой еды вреда нет, сплошная польза. Особенно тем, кому показана диета.

— Да, польза есть. — За дверью раздались громовые раскаты возмущённого лисицынского голоса, Звягинцев заулыбался совсем по-детски и добавил: — Очень большая польза. Но что мы тут стоим, Елизавета Дмитриевна? Пора бы и нам перекусить.

Перекусывали мы куда интереснее, чем несчастный Борис Павлович, чьё возмущение прекрасно прорывалось даже на второй этаж. Честно говоря, это прилично портило аппетит, хотя новая кухарка была на высоте: всё, что я ни пробовала, было необычайно вкусно. Я даже пожалела, что проводивший меня Тимофеев сразу ушёл, как узнал, что его помощь, как целителя не требуется. Я его понимаю: мне тоже было интересно узнать, о чём беседовали цесаревич и Аня.

— Надо звукоизолирующие плетения ставить, — озабоченно сказал Владимир Викентьевич. — Но я не специалист, просить придётся. А это новые траты…

— А как же контроль за пациентами? — удивилась я. — Вдруг ему станет плохо, а вы не услышите?

— А как же сигнальные артефакты? — спародировал меня Владимир Викентьевич. — По-вашему, зачем они ставятся в лечебницах?

— Я о них впервые сейчас услышала, а вы хотите, чтобы я вам полную раскладку дала по использованию? — фыркнула я.

За несерьёзным разговором я пыталась скрыть беспокойство о судьбе Николая: если Львов принял моё предложение, то пора бы Хомякову появиться. Поэтому, услышав звонок в дверь, я вскочила со стула, собираясь бежать вниз и открывать.

— Сидите, Елизавета Дмитриевна, — остановил меня Звягинцев. — Не солидно вам так себя вести. Помните, вы глава клана, по вам судят об остальных.

Но сесть я не успела, потому что загрохотали шаги по лестнице и к нам ворвалась толпа в полицейских мундирах.

— Встать, руки держать на виду! — заорал один из них, наставив на нас какой-то артефакт. — И не дай боги, плетение какое начнёте делать, сразу поражающее используем. Без глупостей.