Читать книгу "Драконий берег - Карина Демина"

Слух пойдет?

Оно и к лучшему. Слухи всегда преувеличивают. Милдред улыбнулась, чувствуя себя почти счастливой. Кем бы ни был Чучельник, он не оставит подобную угрозу без внимания.

— Я спускаюсь? — спросила она громко. — Спускаюсь…

И не удивилась, когда Лука ее поймал.

Поднял.

Поставил и мрачно поинтересовался:

— И зачем было дразнить его? К вечеру весь город знать будет.

— Будет.

— Я тебя выпорю.

— Нет.

— И отошлю.

— Ты же знаешь, что не поможет.

Лука вздохнул.

Он и вправду знал. Вот только обо всем ли?

У Томаса тогда получилось сорвать розу. Правда, он рассадил шипами ладонь и, выругавшись — папаша точно выдрал бы за такие слова — слизал капли крови.

— Осторожней, молодой человек, — сказали ему. — Эти розы весьма коварны.

Томас спрятал руки за спиной, раздумывая, успеет ли сбежать, пока мистер Эшби подходит. А тот не спешил. Точно знал, что бежать Томасу некуда.

— И бежать не стоит, — сказал он. — Я вас знаю.

— П-простите.

Томас уже усвоил, что взрослым очень нравится, когда у них просят прощения. И даже не так важно, есть ли за тобой вина или нет, главное, чтобы звучало искренне.

У Томаса получалось.

— Не стоит, — отмахнулся мистер Эшби.

Он был не в костюме, в обыкновенных штанах, вроде тех, которые папаша предпочитал всем прочим. И в рубашке, пусть и не клетчатой, но и не белой, накрахмаленной. Рукава закатаны, воротничок расстегнут. А к волосам стружка прилипла.

И такой, незнакомый, мистер Эшби пугал.

— Этот куст посадила Патриция Эшби и случилось это почти четыреста лет тому. Она очень любила цветы.

— Я… я просто…

— Решил сделать кому-то подарок?

Томас поспешно кивнул.

— Это хорошо. Женщинам надо дарить цветы. Женщины любят подарки. И мужчин, которые их делают. Ты ведь хочешь пользоваться успехом у женщин, юный мистер Хендриксон?

К Томасу никто так не обращался.

Это заставляло покрепче сжимать несчастную розу. И вместе с тем чувствовать себя бесконечно важным.

— Д-да. Н-не знаю. Пока.

— Конечно, ты же еще юн, — мистер Эшби добрался-таки и руку на плечо положил.

Расскажет?

Если расскажет, папаша точно за ремень возьмется. И драть будет так, что Томас потом долго сидеть не сможет. И… и Томас сам себя проклинает, что сюда полез.

Чего, спрашивается?

— А… — он смотрел на мистера Эшби снизу вверх, и знакомое лицо будто бы плыло, меняясь. — А что вы делали?

— Хочешь взглянуть?

Странная улыбка. И пахло от него странно, не как всегда. Деревом? И клеем? И еще шкурами, только хорошо выделанными.

— Тогда идем. Будь моим гостем. Будешь?

Томас кивнул.

А что ему еще оставалось?

…идти за женщиной, которая явно не слишком спешила в дом. Впрочем, она открыла дверь и махнула рукой, изобразив дурашливый поклон.

И Томас ответил тем же.

— После вас, прекрасная леди…

— Издеваешься? — Уна посмотрела искоса.

— Нет.

— Издеваешься.

— Да нет же.

— Я не прекрасная.

— Почему, — разговаривать, стоя на пороге, было глупо, и Томас вошел, аккуратно притворив за собой дверь. — Очень даже прекрасная.

— В каком месте?

— Во всех.

На щеках Уны вспыхнул румянец. Она хотела что-то ответить, возможно, грубое, заставляющее отступить, но не успела.

— Уна, у нас гости? — этот голос, отраженный стенами, заставил поморщиться. Высокий. Нервный. Словно предупреждающий, что хозяйка его — особа весьма трепетная и склонная к истерикам.

Женские истерики Томас переносил с трудом.

— Это Томас. Хендриксон, — Уна поморщилась, но ответила.

И… изменилась?

Определенно. Она вдруг ссутулилась, обняла себя под пиджаком, явно желая стать меньше, незаметней. А женщина, прятавшаяся в тени второго этажа, ступила на лестницу. Сперва Томас увидел ее туфли, весьма аккуратные с круглыми лаковыми носами, на которых посверкивали золотые пряжки.

Ноги в чулках.

Подол платья, прикрывающий колени. Пышные юбки. Широкий пояс. Лиф с двумя рядами пуговиц и кружевной воротник. Волосы, выкрашенные в черный, тщательно уложены. А на губах застыла улыбка.

— Он из Бюро. Пришел… осмотреться.

— Неужели до вас все-таки дошло, что Эшби не так просты?

…тропинка вела в сад.

В дощатый дом, о существовании которого сейчас ничего не напоминало. Но этот дом был! Томас помнит его. И крапиву, которая разрослась густо, поднялась едва ли не в рост человека.

— Осторожней, — мистер Эшби отвел крапиву рукой, а потом открыл дверь и сказал: — Проходи… мне как раз пригодится сторонний взгляд.

И Томас вошел.

— Эй, — кажется, его толкнули. — Эй, что с тобой?

— Господи, Уна, да отвесь ты ему оплеуху. Как был недоумком, так и остался. Впрочем, чего еще ждать? От осинки не родятся апельсинки.

Томас попробовал открыть глаза.

И кажется, покачнулся.

Почему?

Что произошло? Вот он стоял… и стоит, но кажется, что тело парализовано. Он и дышит-то с трудом, а уж чтобы пошевелиться…

— У него, что, кровь из глаз пошла? Только этого не хватало… что ты с ним сделала, Уна?

Визгливый голос заставлял дышать быстрее, и дыхание разгоняло кровь. И пусть хотелось заткнуть эту странную женщину, но Томас заставлял себя слушать.

Не всякое лекарство приятно…

…будет немного больно.

А это откуда? Откуда оно? И кровь из глаз.

— Надо звонить в Тампеску. Возможно, инсульт…

— Как интересно, — протянула злая женщина. А она была зла, теперь Томас видел ее насквозь, этаким красным пятном, которое то сжималось, то расплывалось. — Такой молодой, а инсульт… удивительное совпадение, ты не находишь?

— Или заткнитесь, или помогите. Томас, ты меня слышишь?

— Это будет весьма печально, правда, если молодой человек окажется в той же ситуации, что и моя Зои… тоже, наверное, переутомился…

Его обхватили.

Сдавили. Дернули, лишая опоры, и Томас рухнул бы, если бы ему позволили.