Читать книгу "Пятое время года - Н. К. Джемисин"

За семью. Странно думать о них так, но они и есть ее семья. Еще страннее делать что-то по настоящей причине, а не потому, что ей просто приказали. Значит ли это, что она больше не инструмент? И чем она теперь становится?

Все равно.

По ее воле каменное острие выходит из обшивки корабля, оставив десятифутовую дыру близ кормы. Судно тут же начинает тонуть, задирая нос по мере того, как набирает воду. Затем, набрав еще силы с поверхности океана и подняв достаточно тумана, чтобы закрыть видимость на много миль, Сиенит смещает каменный зуб, целясь в киль торгового судна. Быстро ударить вверх и быстро убрать. Словно пырнуть кого-то ножом. Обшивка корабля лопается, как яичная скорлупа, и через мгновение разламывается пополам. Все кончено.

Туман полностью затягивает два тонущих корабля, и «Клалсу» уходит. Вопли тонущих долго преследуют Сиен в текучей белизне.

* * *

На эту ночь Иннон делает исключение. Позже, сидя в постели своего капитана, Сиенит говорит:

– Я хочу увидеть Аллию.

Иннон вздыхает.

– Нет. Не хочешь.

Но тем не менее он отдает приказ, поскольку любит ее. Корабль ложится на новый курс.

* * *

Согласно легенде, Отец-Земля не всегда ненавидел жизнь. На самом деле лористы рассказывают, что некогда он делал все, чтобы облегчить странный расцвет жизни на его поверхности. Он даже создал предсказуемые времена года, делал изменение ветров, волн и температур достаточно медленными, чтобы все живое могло приспособиться и развиваться, создал воды, которые сами очищались, небеса, которые всегда прояснялись после штормов. Он не создавал жизни – она возникла случайно, – но она была ему приятна, он был ею очарован и с гордостью пестовал эту странную дикую красоту, возникшую на его поверхности.

Затем люди стали делать страшные вещи с Отцом-Землей. Они так отравили воду, что даже он не смог ее очистить, и перебили много другой жизни, что процветала на его поверхности. Они просверлили корку его кожи, сквозь кровь его мантии пробились к сладкой мякоти его костного мозга. И в момент расцвета гордыни и могущества человечества именно орогены сделали нечто, чего не смог простить даже Отец-Земля – они погубили его единственное дитя.

Никто из камнелористов, с которыми разговаривала Сиенит, не знал значения той загадочной фразы. Это не Предание камня, это просто традиция, порой записываемая на таких эфемерных носителях, как бумага или кожа, и слишком много Зим исказили ее. Иногда это любимый стеклянный нож Земли, который разбили орогены, иногда его тень, иногда его самый любимый Селект. Что бы это ни значило, и лористы, и прочие как-бишь-там-месты сходятся на том, что случилось после того, как орогены совершили свой тягчайший грех: кора Отца-Земли треснула как яйцо. Почти все живое погибло от его гнева, который стал первым и самым ужасным из Пяти времен года – Зимой Раскола. Хотя древние люди и были могущественны, им не было предупреждения, они не запасли еды, у них не было Предания камня. Только по счастливой случайности выжило достаточно людей, чтобы потом размножиться вновь, и никогда больше жизнь не достигала своих былых высот. Постоянный гнев Отца-Земли никогда не допустит этого.

Сиенит всегда интересовали эти предания. Конечно, в них есть толика поэтического вымысла, попытка примитивных людей объяснить то, чего они не понимали… но все легенды содержат зерно истины. Возможно, древние орогены каким-то образом раскололи кору планеты. Но как? Теперь понятно, что то, чему учат в Эпицентре, – не предел орогении. Возможно, именно потому большему и не учат, если легенда не врет. Но факт остается фактом: даже если всех существующих орогенов вплоть до детей собрать вместе, они не смогут вскрыть поверхности Земли. Это заморозило бы все – просто нигде нет такого количества теплоты или движения, чтобы причинить такой вред. Они все выгорели бы при попытке и погибли.

Это значит, что часть этой истории неправда – орогения не может быть причиной гнева Земли. Но только рогга может сделать такой вывод.

Однако воистину изумительно, что человечество сумело пережить пламя этого первого из Сезонов. Поскольку весь мир тогда был как сейчас Аллия… Сиенит по-новому осознает, насколько же Отец-Земля всех их ненавидит.

Сейчас Аллия представляет собой ночной пейзаж алой, нарывной смерти. От общины не осталось ничего, кроме кольца кальдеры, которая некогда его вмещала, и даже его трудно рассмотреть. Прищурившись, Сиенит всматривается в колеблющуюся алую дымку, и ей кажется, словно она видит несколько уцелевших домов и улиц на склонах кальдеры, но, возможно, она выдает желаемое за действительное.

Ночное небо затянуто облаками пепла, подсвеченными снизу пламенем. Там, где прежде была гавань, растет конус вулкана, извергающего смертоносные облака и горячую родовую кровь из вершины, которая стекает в море. Он уже огромен, занимает весь объем кальдеры, и он уже породил отпрыска. На его боках открылись два дополнительных отверстия, блюющих лавой и газом, как и их отец. Скорее всего, со временем все три срастутся в единое чудовище, поглотят окружающие горы и будут угрожать всем поселениям в радиусе достижимости его облаков или последующих извержений.

Все, с кем Сиенит встречалась в Аллии, теперь мертвы. «Клалсу» не может подойти ближе чем на пять миль к берегу, иначе они рискуют погибнуть – либо обшивку перекосит в горячей воде, либо люди задохнутся в горячих облаках, которые периодически извергает гора. Или запекутся на одном из дочерних каналов, которые продолжают развиваться, расходясь из места, прежде бывшего гаванью Аллии, как спицы колеса, и таящиеся, как смертоносные мины под водой. Сиен сэссит каждую из этих горячих точек, яркие бурлящие вихри гнева прямо под кожей Земли. Даже Иннон их сэссит и уводит корабль от тех, которые имеют шанс скорее прочих взорваться. Но поскольку пласт сейчас хрупок, новый канал может открыться прямо под ними, прежде чем Сиен успеет почувствовать или запечатать его. Иннон очень рискует, потакая ей.

– Многие с окраин поселения сумели спастись, – тихо говорит ей стоящий рядом Иннон. Вся команда «Клалсу» высыпала на палубу и молча смотрит на Аллию. – Говорят, сначала прямо в гавани была красная вспышка, затем серия вспышек, в каком-то ритме. Как… пульсация. Но первый толчок, когда вся гавань вскипела, стер большинство маленьких строений в поселении. Тогда-то и погибло большинство людей. Тревоги не было.

Сиенит вздрагивает.

Тревоги не было. В Аллии было почти сто тысяч жителей – небольшой по экваториальным стандартам город, но для Побережья крупный. Гордый, и по праву. У них были такие надежды.

Ржавь их побери. Ржавь и пламя грязного, ненавидящего чрева Отца-Земли.

– Сиенит? – Иннон смотрит на нее. Это потому, что Сиен сжала кулаки и подняла руки, словно натягивает узду бешеной, рвущейся вперед лошади. И потому, что узкий, высокий, тугой торус сформировался вокруг нее. Он не ледяной – вокруг полно земного жара. Но он мощный, и даже необученный рогга может сэссить крепнущее сплетение ее воли. Иннон ахает и отступает на шаг.