Читать книгу "Блудный сын, или Ойкумена. Двадцать лет спустя. Книга 1. Отщепенец - Генри Лайон Олди"

– Мы виноваты! Нам нет прощения!..

Те, что у стены, кивают: да, виноваты. Да, прощения нет. Кивают и почтительно складывают ладони перед грудью, словно молятся перед статуей богини.

– Мы не уследили!

Третий, жилистый великан, бьёт поклоны, как заведенный:

– Упустили! Натху, ваш сын! Мы, ничтожные…

Женщина в кресле склоняет голову набок. Она смотрит на коленопреклонённого великана, но видит, похоже, что-то своё. Ничтожным великана назвать трудно, впрочем, женщину не интересует это противоречие.

– Натху хороший мальчик.

– Натху!

– Он во дворе. Играет. Я ему разрешила.

Женщина рассеянно улыбается. Тянется к вазе с фруктами, берет сочный краснобокий персик, покрытый нежным пушком. Вертит персик в руках. На кожице остаются круглые вмятины от её пальцев.

– Теперь он у них! У подлых техноложцев!

– Он всё время убегает. Такой непоседа!

– Мы должны были, должны… Мы всё испортили!

– Он возвращается, он всегда возвращается, – женщина тихо смеётся. – Я разрешила. Пусть бегает, пусть играет…

– Простите нас, Мирра-диди!

– Натху любит свою маму. Он тут, рядом. Я знаю…

Безумие бродит по комнате. Останавливается, заглядывает в глаза великану. Косится на брамайнов у стены. Те каменеют, даже дыхание незаметно. Женщина протягивает великану персик:

– Хотите? Мне тут нравится. Тут хорошо.

– Персик?

– Никто не беспокоит. Кормят превосходно. Три раза в день! Берите, не стесняйтесь. Тут много, хватит и вам, и мне, и Натху…

– Натху?

Великан смотрит на персик, но брать не спешит. Медленно, словно у него остеохондроз, поворачивает голову, окидывает помещение тяжёлым взглядом. Кажется, что его глаза – два прожектора, что они испускают лучи в неизвестной людям части спектра. Лучи высвечивают двух брамайнов и движутся дальше. Голова великана поворачивается, поворачивается – есть в этом что-то нечеловеческое. Так поворачивают головы совы, заглядывая себе за спину. Наконец великан замечает гуру, терпеливо ждущего в дверях.

– Это вы, гуру-махараджа?! Это правда вы?!

Кешаб Чайтанья вскакивает, едва не ткнувшись макушкой в потолок. Одним широченным шагом он преодолевает расстояние между собой и гуру – лишь для того, чтобы снова бухнуться на колени, на сей раз перед йогином:

– Припадаю к вашим лотосным стопам! И молю…

– Меня не надо молить, шри Чайтанья. Меня достаточно попросить.

Горакша-натх не стал поправлять антиса. Йогин и сам избрал официальную форму обращения – по фамилии с вежливой приставкой «шри» – давая понять, что внимательно слушает, готов пойти навстречу, но сохраняя дистанцию. Душевное здоровье Кешаба оставляло желать лучшего, и гуру опасался сбить антиса с мысли. Если рассудок связывает с реальностью тонкая нить – глупо испытывать её на прочность. Мирра Джутхани тому свидетель.

– Дайте мне совет! Наставьте на путь, ибо я сбился с пути!

– Я слушаю вас, шри Чайтанья.

– Как наставник ученика?

– Нет. Как путник путника, я слушаю вас.

Ободрённый этими словами, Кешаб поднялся на ноги. Глянув на йогина с высоты своего роста, он смутился, сгорбился – и поспешил сесть на пол, скрестив длинные ноги. Брамайны за его спиной – антисы Вьюха и Капардин – как по команде, приняли ту же позу. Когда-то они помогли мальчишке-Кешабу справиться со страхом смерти и повторно выйти в большое тело, стать полноценным антисом. Теперь же Вьюха и Капардин безоговорочно признавали первенство Злюки Кешаба, лидер-антиса расы Брамайн, и во всём следовали за ним. Такое случается не так уж редко, Горакша-натх сам был тому живым примером.

Гуру принял позу священного лотоса напротив Кешаба. Мирра Джутхани поглядела на мужчин, слезла с кресла и тоже уселась на полу.

– О чём вы хотите спросить меня, шри Чайтанья? Какой вам нужен совет?

– Я запутался, гуру! Я преследовал цель – и не достиг её. Я хотел вернуть ребёнка-антиса на его родину, и стал причиной его пленения. Я хотел, я много чего хотел, я искал средства и способы… Но пока я искал способы, я потерял лицо!

– Объяснитесь, шри Чайтанья.

– Я предал своего друга! Он воззвал ко мне, как к близкому человеку, а я предал его!

Грудь Кешаба тяжело вздымалась. Сейчас он до боли напоминал мальчика, который отчаянно боролся со смертным ужасом, охватывавшем его при одной мысли о новом уходе в волну. Мальчику Кешабу помогли, теперь взрослый Кешаб опять нуждался в помощи.

– Кого вы предали, шри Чайтанья? Чем?

– Я нанес непрощаемое оскорбление Лусэро Шанвури. Вы знаете, кто это?

– Знаю. Продолжайте.

Кешаб понурился:

– Папа Лусэро умирает. Он позвал меня на проводы. Это традиция, это большая честь. И это очень трудная работа, поверьте мне. От такого приглашения не отказываются. Папа лучше меня. Мудрее, опытнее…

Голос великана понизился до шёпота. Гуру приходилось напрягать слух, чтобы разобрать, о чём говорит антис.

– Я отказался! Пообещал и отказался. Я преследовал Натху. Я гонялся за ним по всей Ойкумене. Хотел убить, хотел спасти; сам не знаю, чего хотел. И вот результат. Натху я потерял. Лицо потерял. Уважение потерял. Друзей потерял. Жизнь, смерть – всё потерял. Зачем мне жить, гуру? Зачем, если жизни – нет, смерти – нет? Жить я не могу. Умереть тоже не могу!

Папа Лусэро умирает? Это было для йогина новостью. Впрочем, что значит смерть? И что значит смерть для антиса? Умрёт лишь малое, физическое тело – оно не вечно даже у исполинов космоса. Куколка раскроется, выпуская на свободу прекрасную бабочку… О какой работе упомянул Кешаб? «Очень трудная работа…»

Великан расхохотался. Смех его походил на лай.

– Я не могу умереть! Прыгнуть со скалы? Застрелиться? Принять яд? Я уйду в волну прежде, чем…

Горакша-натх пропустил момент, когда смех перешёл в глухие рыдания. У гуру мелькнула мысль, что в большом теле Кешаб мог бы броситься в объятия ближайшей звезды и таким образом свести счёты с жизнью. Он знал минимум о трёх антисах, погибших подобным образом – случайно или намеренно. Но меньше всего на свете йогин собирался давать лидер-антису советы, как тому наложить на себя руки.

– Кто не знает сомнений, тот стоит на месте, – Горакша-натх подбирал слова с величайшей осторожностью. Он словно шёл по хрупкому льду. – Кто стоит на месте, тот не придёт к истине. Разве нам обещали, что путь будет прямым? Будет единственным? Вы выбрели на перекресток, шри Чайтанья. Дороги разделились, и вы растерялись, не зная, какую выбрать.

– Да, гуру!

– Но растерянность не приговор, и не повод для осуждения.