Читать книгу "Крестьянский бунт в эпоху Сталина - Линн Виола"

«Маленькое недоразумение»

В 1933 г., когда Сталин заявил, что в каждом крестьянском хозяйстве должна быть корова (отчасти — чтобы задобрить колхозниц, отчасти — чтобы замаскировать голод), он признал наличие оппозиции коллективизации среди крестьянских женщин, отметив: «Конечно, у Советской власти было в недавнем прошлом маленькое недоразумение с колхозницами. Дело шло о корове»{858}. Подобные «дела о корове» в огромных количествах возникали по всей стране в конце 1920-х и начале 1930-х гг., выходя далеко за рамки «маленького недоразумения».

В докладе ЦК второй половины 1929 г. отмечается, что женщины оказывали самую широкую поддержку «кулацким восстаниям»{859}. В секретных справочных документах о коллективизации, поступавших Сталину, Молотову и другим вождям зимой 1930 г., сообщалось: «Во всех кулацких выступлениях обращает на себя внимание чрезвычайная активность женщин — обстоятельство, достаточно серьезное, чтобы не привлечь к себе внимание»{860}. К схожим выводам пришли и в регионах. На Северном Кавказе, где женщин сочли зачинщицами сопротивления{861}, крайком партии выпустил 18 февраля 1930 г. циркулярное письмо о перегибах коллективизации, в котором говорилось, что в центре масштабных и угрожающих волнений в селах стоят женщины{862}. В постановлении Средневолжского крайкома партии от 11 марта 1930 г. о перегибах в Пензенском округе также отмечалась роль женщин в волнениях и большое количество бабьих бунтов{863}. В 1929 г. в 486 из 1 307 массовых волнений участвовали исключительно женщины, еще в 67 они составляли большинство бунтующих. В 1930 г. женщины были главной силой 3 712 из 13 754 волнений, причем во всех остальных случаях к слабому полу принадлежала если не большая, то значительная часть недовольных{864}.[87] Когда вожди государства собрались на XVI съезд партии в июне-июле 1930 г., докладчики откровенно признали, что женщины играют ключевую роль в беспорядках в колхозах. Л.М. Каганович, член Политбюро и один из ближайших помощников Сталина, заявил: «Мы знаем, что в связи с перегибами в колхозном движении женщины в деревне во многих случаях сыграли наиболее “передовую” роль в настроениях против колхозов»{865}. А.А. Андреев, первый секретарь важного Северокавказского крайкома партии, вторя Кагановичу, назвал женщин «авангардом» протеста против коллективизации{866}.

Коммунистическая партия объясняла «авангардную роль» женщин в выступлениях против коллективизации их низким культурным и политическим уровнем, «неправильным подходом» сельских партийных работников к капризным женщинам и, наконец, деятельностью кулаков и подкулачников, которые используют женские страхи и склонность к истерии. В отличие от реакции на выступления мужчин, которая обычно сводилась к ужесточению репрессий, ответ на женский протест был иным. Хотя находилось место и репрессивным действиям, партия подчеркивала, что к крестьянкам нужен более «правильный» подход. Имелось в виду, что необходимо положить конец перегибам — насилию, которое самовольно чинили коллективизаторы. Также подчеркивалась важность политической работы с крестьянками, начиная с первого кризиса хлебозаготовок, когда впервые встала угроза образования женской оппозиции советскому политическому курсу{867}. Такая работа имела две основные цели. Во-первых, партия стремилась сделать женщин «образованными», распространив на них свою идеологическую агитацию. Во-вторых, она предприняла попытку привлечь большее число крестьянок к активному участию в политической и административной жизни деревни посредством участия женщин-делегатов в съездах и советских выборах, в работе в сельсоветах, правлениях колхозов и партийных ячейках. За годы коллективизации постепенно были достигнуты некоторые результаты в этом направлении{868}. Акцент, который партия делала на проведение работы с женщинами, был связан с представлениями властей об аполитичности женского протеста, который являлся скорее результатом отсталости, а значит, подлежал излечению политическими методами.

Именно это стало причиной того, что попытки партии воспитать крестьянок оказались в основном неэффективным способом подавления сопротивления коллективизации. Хотя привлечение женщин, особенно молодых, к участию в выборах и их вовлечение в партийную работу и имело несколько более положительный эффект в середине и конце 1930-х гг., эти меры не смогли достичь успеха, а тем более изменить самую суть протеста женщин — как и всех жителей деревни — против коллективной системы хозяйства. Более того, противоречивые требования партии к местным коммунистам — правильно подходить к работе с крестьянками и в то же время неукоснительно следовать ее же жесткому политическому курсу — делали практически невероятным изменение варварских замашек сельского начальства в духе Гражданской войны. Как следствие, партии не удалось ни развеять страхи крестьянских женщин, ни предотвратить волну бабьих бунтов, которая захлестнула деревню.

Кулацкий агитпроп и мелкобуржуазные инстинкты

По мнению властей, главным зачинщиком бабьих бунтов был кулак. «Баба», лишенная политической сознательности и самостоятельности, легко подпадала под влияние кулаков, подкулачников и витавших в деревне кулацких настроений. Как выразился один работник ОГПУ: «Протекает кулацкая противоколхозная агитация среди отсталых женских масс села»{869}. Другой сотрудник ОГПУ отмечал: «Активными участниками выступлений преимущественно являлись женщины, которые действуют под влиянием кулацкой агитации»{870}. Предполагаемые успехи кулаков объяснялись «низкой культурой женщин» и «перегибами» чересчур увлеченных местных должностных лиц{871}. Кроме того, «баба» служила средством достижения контрреволюционных целей: кулак использовал ее, чтобы добраться до мужчин{872}.