Читать книгу "Волынский. Кабинет-Министр Артемий Волынский - Зинаида Чиркова"

Она говорила спокойно, с теми шутливо-нежными интонациями в голосе, на которые Пётр всегда откликался.

Так и теперь, услышав привычное, родное: «Успокойся, Петруша», — он выронил палку, присел к столу. Дрожь била его тело, но Екатерина подсела к нему, сжала его плечи, уложила голову на своё крепкое круглое плечо, пригладила шершаво-стриженую голову и завела свою бесконечную песню — ласково ворчала, добродушно приговаривала.

Пётр моментально заснул на плече Екатерины.

Екатерина мигнула Толстому, и он послушно позвал слуг. Они и унесли Волынского к лодке и увезли на его губернаторский шкут.

Пётр проспал часа три, а проснувшись, почувствовал себя бодрым и здоровым.

— Однако чуть не убил Волынского, — мягко сказала Екатерина, — а он, поди, и не виноват ни в чём...

Александра Львовна только всплеснула руками, когда матросы втащили в каюту тело Артемия. Но она не стала выть и стонать понапрасну — недаром же напросилась в этот поход вместе с мужем — и принялась быстро и аккуратно врачевать его раны. Правый глаз Волынского вспух и заплывал чёрным, из раны на голове сочилась кровь, всё тело было избито и истоптано.

Она сама раздела мужа, осмотрела его раны, начала готовить снадобья и лекарства, а на пришедшего по вызову доктора лишь посмотрела как на ненужного человека. И доктор подчинился всем её распоряжениям. Она поднесла к носу Артемия ароматическую соль, и сознание медленно вернулось к нему. Александра Львовна промыла раны, заложила взятыми в поход травами и полила рубцы горькими настойками.

— Потерпи, миленький, тебе скоро полегче станет, — только и шептала она, когда Артемий стонал от невыносимой боли и жара.

День за днём ходила и ходила за мужем Александра Львовна, не спрашивая, где получил Артемий такие раны, кто так зверски избил его. Уже много позже, когда Артемий оправился от ран и побоев, рассказал он ей, как несправедливо обошёлся с ним царь.

— Ему, голубчику, было ещё больнее схоронить восемьдесят своих солдатушек, — оправдывала его Александра Львовна, — и ты должен снести без жалоб это его наказание...

Екатерина прислала своего придворного лекаря и каждый день справлялась о здоровье губернатора. Она велела сказать Александре Львовне, что сам Пётр всемилостивейше изволил «обмыслиться» в своём поступке и снова принять Волынского в прежнюю свою милость.

Когда Волынский встал через несколько дней, Пётр приказал ему вновь явиться на флагманское судно. Увидев жёлто-чёрные разводья под глазами губернатора и рубец на голове, он потрогал синяки и рану и озабоченно спросил:

— А как лечился?

Артемий улыбнулся:

— Супруга моя всех лекарей стоит...

И Пётр долго выспрашивал его, чем и как лечила его Александра Львовна. А потом усадил рядом с собой и предложил рюмку токайского за скорое выздоровление и дальнейшую службу.

Больше по поводу избиения не было сказано ни слова. Но Пётр Андреевич Толстой маслено взглядывал на Артемия, словно напоминая ему, что и сам царь, и он, Толстой, не щадят животов своих подданных...

В августе наместник Дербента встретил Петра с войском торжественно и вручил ему ключи от города. Дербент сдался без сопротивления.

Пётр решился уехать из Дербента. Он собирался отправить гарнизон в Баку — там он также не ожидал сопротивления. Но погода помешала Петру: накануне отправки гарнизона в Баку на море разразился сильнейший шторм. Суда потрепало, многие из них разбились, а продовольственные барки дали течь. Весь провиант погиб. Много лошадей пало в кавалерии, пополнить её было нечем. Пришлось вернуться обратно.

Царь оставил в Тарках, Дербенте и в крепости Святого Креста гарнизоны и решил возобновить поход на следующий год.

Карета с царём и обоз с двором царицы Екатерины, где удобно и уютно всё это время размещался Пётр Андреевич Толстой, помчались сухим путём к Астрахани. Губернатор же вернулся в свой город морем.

Вернувшись в Москву, Пётр приказал соорудить триумфальную арку, где был изображён Дербент. Надпись над ним гласила: «Сию крепость соорудил сильный или храбрый, но владеет ею сильнейший или храбрейший». Царь имел в виду основателя Дербента — Александра Македонского.

И снова всеми операциями на Кавказе руководил Артемий Волынский. В следующем же году каспийская флотилия с моря завладела Баку, Сальянами и Рештом.

Все посольства в Персию встречал и провожал астраханский губернатор. По договору 1723 года Персия уступила России всё западное и южное побережье Каспийского моря. Взамен Россия обязалась «чинить Персиде вспоможение» в борьбе с её неприятелями. Легко можно было понять, что этот договор направлен против Турции, против её вторжения в Восточное Закавказье. Угроза эта была отведена...

Волынский по-прежнему держал в своих руках все связи с армянами и грузинами, ведал всеми сношениями с народами Северного Кавказа и калмыками. Он часто выезжал на Северный Кавказ для улаживания распрей среди кабардинских князей, зорко следил за тем, чтобы шемахинцы не чинили убытков русским купцам. Однако как ни старался Волынский добиться сатисфакции, то есть возмещения убытков купцам от разора 1722 года, — ему так и не удалось сделать этого. Он горько качал головой: если уж он не сумел добиться, чтобы его посольству были выплачены кормовые деньги за всё время проживания в Персии, то стоит ли надеяться, что купцам будет уплачено за их убытки?

Избиение царём губернатора дало пищу многочисленным сплетникам и сплетницам. За спиной Волынских то и дело слышались насмешки, опального губернатора не стыдились не слушаться подчинённые. И хотя до опалы было далеко — царь вернул своё доброе отношение к Артемию, — но жилось Волынским в Астрахани тяжело и скучно: все их нововведения встречались в штыки...

Только и оставалось Волынским сообщаться письмами с друзьями, ждать весточек от цесаревен Анны и Елизаветы. Те писали часто, извещали о всех столичных новостях и присылали приветы и подарки.

Часто писал Артемию и его друг Вилим Моне, вошедший при дворе в большую силу. Он стал камергером у царицы Екатерины, и она жаловала своего красивого и молодого камергера деньгами, подарками и лаской.

Вот ему-то первому и написал Артемий о прибавлении в своём семействе. «Анета моя родила мне тряпицу, которой дали имя Анна. И девка изрядная, если будет жива, чаю, карлица будет, чему бы я и рад был, понеже когда будет не глупа, то б уповал, что будет вместо Авдотьюшки в милости, и я бы больше не желал, чтоб она совсем была такова, как она, что бы себе за особливое счастье почитал — мне же бы без убытку...» Авдотьюшка была любимой карлицей Екатерины Алексеевны — её холили и лелеяли, задаривали подарками и деньгами. И знать стремилась посвятить своих детей в карлицы — немногим выпадало такое счастье.

Вилиму же сетовал Волынский, что до сих пор нет согласия цесаревны Анны Петровны на восприемницу Аннушки, хотя он просил об этом матушку-царицу и Анну Петровну.