Читать книгу "Жестокий континент - Кит Лоу"

Однако это не означает, что политическое насилие непосредственно в послевоенный период не возымело никакого действия. Напротив, последствия были далеко идущими, но очень отличались от того, на что рассчитывали местные агитаторы.

РЕАКЦИЯ

Агрессивность бывших партизан и рядовых коммунистов не осталась незамеченной. Непосредственно после войны ее приписывали общей атмосфере стихийного беззакония, сопровождавшего освобождение, – точка зрения, которую разделяют многие историки и по сей день. Непрекращающееся насилие доказало, что это не просто мимолетное явление, тем самым спровоцировав нарастающий страх. Распространились слухи о том, что коммунисты действуют бесконтрольно или, хуже того, являются частью более продуманного заговора с целью захвата власти. В Париже рассказывали, что на юго-западе страны царит террор, Тулуза провозгласила себя республикой, а тамошний представитель де Голля Пьер Берто заключен коммунистами в тюрьму. Пришлось самому Берто приехать в Париж, чтобы рассеять эти мифы. В Италии широко распространились слухи о восстании в Милане и Турине, а также о неизбежности экономического краха и захвата коммунистами всей страны. Враги партии, безусловно, использовали эти слухи с наибольшей выгодой для себя и подогревали страхи людей. Сами итальянцы-антикоммунисты признавали, что паника безосновательна и специально насаждается правыми элементами, стремившимися раздуть антикоммунистические настроения».

На юге Италии землевладельцы, бизнесмены, полицейское начальство, магистраты и другие заметные личности из среднего класса напоминали о захватах земель в 1943 г. для противодействия воцарению в администрации представителей левых. Они боялись за свою собственность, состояние и влиятельное положение. Но именно доводы, что коммунисты стали причиной гражданских беспорядков, больше всего расшевелили военную администрацию союзников на недавно освобожденных территориях. В результате на посты в местные органы власти были назначены кандидаты от правых партий, даже бывшие фашисты – просто чтобы загнать коммунизм в угол.

На севере Италии, где насилие во время освобождения было гораздо более интенсивным, правые и правоцентристские партии сделали страх перед насилием со стороны левых краеугольным камнем своей кампании. С января – февраля 1947 г. в газетах «Ла Стампа» и «Коррьере делла сера» стали появляться ссылки на «Треугольник смерти» в Эмилии-Романье. В марте в «Юманите» появилась статья, где говорилось о «красных squadristi»[4], проводящих кампанию «идеологического и физического террора». Это была прозрачная попытка перехватить у левых моральное право изображать бывших партизанов героями, рисуя их жестокими головорезами.

Во французской прессе конца 1940-х гг. тоже распространились страшные истории о жестокостях партизан. В 1947 г. премьер-министр от социалистической партии Поль Рамадье указал на подъем забастовочного движения (который был порожден главным образом ростом инфляции, нехваткой продовольствия и падением уровня жизни) и заявил, что это является результатом коммунистической агитации. 5 мая он освободил коммунистов от обязанностей членов правительства, после чего вскрылось несколько коммунистических заговоров, вроде инфильтрации в министерство бывших фронтовиков. Распространялись даже слухи об «интернациональной бригаде», формирующейся на территории Франции.

Однако как бы ни осуждали французские и итальянские политики коммунистическую агитацию внутри своих стран, именно действия коммунистов на международной арене стали реальной причиной беспокойства. Политиков центристских и правых партий по-настоящему пугали не случаи насилия в их городах, а более массовые репрессии в Восточной Европе. Французские и итальянские газеты печатали все более пугающие истории о том, что происходит в Венгрии, Румынии и Болгарии с подтекстом «то же самое обрушится на Италию и Францию, если коммунистам позволить взять власть».

Это также беспокоило и западных союзников, особенно американцев. 19 февраля 1947 г. американский посол во Франции назвал Париж «настоящим центром активности агентов Коминтерна», а «советский троянский конь» «так хорошо замаскирован, что миллионы коммунистических активистов, сочувствующих и соглашателей поверили, что наилучший способ защитить Францию – отождествить национальные интересы французов с целями Советского Союза». Вскоре после этого Дин Ачесон, оценивая силу коммунистов в каждом классе общества, договорился до того, будто захват Советами Франции может произойти в любой момент. Тем временем итальянские дипломаты в Риме говорили о «психозе страха», нарастающем в стране, и предупреждали Государственный департамент США о том, что около 50 тысяч обученных и вооруженных коммунистов готовятся к возможному восстанию в Северной Италии. Это наглядно демонстрирует, какая паника царила в итальянском и французском обществе, отражаясь на союзниках. Действительно, временами казалось, что американцы боятся гражданских беспорядков в этих странах даже больше, чем сами французы и итальянцы. Они всеми силами поддерживали антикоммунистические политические партии и угрожали прекратить любую помощь этим странам, если коммунисты выиграют на выборах.

Ответ правительств обеих стран на подобные страхи был жестким, но эффективным. После еще одной вспышки забастовок и бунтов осенью 1947 г. и нескольких тревожных случаев диверсий вроде крушения экспресса Париж – Туркуэн министр внутренних дел Франции Жюль Мош объявил о полной мобилизации сил правопорядка, включая резервистов и новобранцев. Во время бурных дебатов в парламенте депутат-коммунист от департамента Эро был выдворен из зала заседаний, и правительство предприняло целый ряд неотложных мер, нацеленных на подавление беспорядков.

В Италии, где негодование коммунистов разгорелось из-за тяжелого поражения их партии на выборах 1948 г. и покушения на Пальмиро Тольятти в июле того же года, гражданские беспорядки были хуже, чем во Франции. Коммунисты ответили серией забастовок, бунтов, похищений людей и даже саботажем на железных дорогах страны, протянувшихся с севера на юг. В ответ на это итальянское правительство запустило циничную программу антикоммунистических мер, в ходе которой были произведены массовые аресты профсоюзных деятелей, бывших партизан и членов компартии. Это была явная попытка запугивания, о чем свидетельствуют результаты арестов. Из 90–95 тысяч коммунистов и бывших партизан, арестованных в период между осенью 1948 г. и 1951 г., только 19 тысячам человек было предъявлено обвинение и только 7 тысяч признаны виновными в том или ином преступлении. Остальные в течение разного времени содержались в «превентивном тюремном заключении». Речь шла о партийном ядре, особенно бывших партизанах, к ним применили самые жестокие меры. Из 1697 бывших партизан, арестованных в 1948–1954 гг., 884 человека были осуждены в общей сложности на 5806 лет тюремного заключения. Некоторых судили за преступления, совершенные во время освобождения, несмотря на предполагаемые амнистии, объявленные в 1946 г. Этот «суд над Сопротивлением» был гораздо более жестоким, чем какие-либо чистки общества от фашистов. Его смысл понятен: «герои» 1945 г., освободившие север Италии от власти фашистов, в конце концов стали новыми врагами.