Читать книгу "Ангельский концерт - Андрей Климов"

Слушать дальше всю эту белиберду не было сил, и я начал осторожно перемещаться к выходу. Споткнись я, упади с воплем — ни один человек в зале не шелохнется и не повернет голову. Зомби сидели как пришитые и не дыша внимали поводырю…

Дальнейшее я представлял себе отчетливо. После промывания мозгов наступит светлый экстаз и очищение. Затем последует психоделический сеанс. Возможна также демонстрация скромных чудес. В особых случаях караются отступники и колеблющиеся, но без кровопролития, и тут же кнут сменяется пряником: в праздничные дни раздаются подарки, и зал ликует во славу Господа, который, вообще-то, несколько отодвинут в сторону, а его место занимает непогрешимый лидер. Развеваются флаги, хор исполняет духовные гимны, гремит рок — или фолк, или хип-хоп, что подвернется. Собираются пожертвования в режиме состязания между «отличниками веры». Одно слово — драйв…

Выбравшись на улицу, я поспешил к метро. Взглянув на ходу на дисплей мобильного, я удостоверился, что звонков не поступало, а время приближается к трем. При этом я никак не мог отделаться от навязчивого голоса Соболя — он продолжал звучать где-то в затылке, несмотря на городской шум и грохот поездов в подземке. Он убеждал меня в том, что мир — говно, а сам я беспомощное, неприятное с виду и набитое гнусными пороками насекомое. На эскалаторе я стал всматриваться в поднимающиеся из глубины замкнутые и отчужденные лица моих соплеменников в надежде, что хоть одно из этих лиц подаст мне знак, опровергающий весь этот бред, но так и не дождался никаких опровержений.

Воскресная толпа внесла меня в вагон и прижала к противоположной двери. За стеклом, как только поезд тронулся, поползла, а затем понеслась вприпрыжку бурая тьма пополам с промельками пыльного света. И только когда какой-то качок всадил мне пудовый локоть между лопаток, я возликовал — жив! И у меня есть Ева…

В одном Олег Иванович был прав — дьявол никогда не пугает до смерти. Иначе его жертвы держались бы от своего господина подальше.

Дом мой, однако, оказался пуст, но я не стал тревожиться и, прежде чем позвонить Сабине Новак, у которой наверняка сейчас сидела Ева, сварил кофе и соорудил приличных размеров сэндвич. «Свет Истины» и его лидера я постарался выкинуть из головы, тем более что мне нужно было сделать кое-какие заметки после беседы с Галчинским.

Покончив с кофе, я сполоснул чашку, опустошил пепельницу и отправился к телефону. Вчера, когда я уже засыпал, Ева пыталась мне рассказать о чем-то, но я, честно говоря, все пропустил мимо ушей.

Рядом с телефоном на столе лежал листок бумаги, вырванный из моего блокнота. На нем крупным почерком Евы было написано:

«Егор! Я разыскала Петра Интролигатора — ты наверняка помнишь, кто это. Прямо сейчас отправляюсь к нему в «Эдем».

На десерт — вчерашний сюрприз. Дорогой мой, мне кажется, то есть я уже совсем уверена — у нас с тобой будет бамбино!»

* * *

…Она постучала в самую дальнюю дверь в конце коридора. В ту, что под номером девять. Совсем рядом была другая — застекленная, выкрашенная в белое. Сквозь чисто промытые стекла видны были пара ступеней и сад — вечнозеленые кустарники, усыпанная гравием дорожка огибала свежевскопанную клумбу и терялась в зарослях барбариса.

Ответа не последовало, однако дверь была закрыта не полностью, и Ева все-таки решилась войти. Но для начала приоткрыла ее еще чуть-чуть и заглянула. Стала видна узкая, необычно длинная кровать, угол свежей, даже на вид хрустящей простыни, а под мохнатым одеялом — очертания фигуры.

Когда Ева вошла в этот тесноватый одноместный угловой номер, Петр Интролигатор неподвижно лежал на кровати, развернутой изголовьем к открытому окну с наполовину задвинутыми легкими шторами, отчего в комнате было слегка сумеречно и прохладно. Он не спал — голова его сразу же повернулась на звук ее шагов. И прежде чем губы Евы успели сложиться в приветливую улыбку, Петр Ефимович подумал: «Наконец-то!»

Он был жутко старый — или казался таким. Машина его длинного костлявого тела работала с невероятным напряжением. Все то время, пока он молча смотрел на нее, Ева слышала, как свистит воздух в его окостеневших бронхах, как тонко скрипнул коленный сустав, когда он слегка подтянул ногу, как бурлит изношенный кишечник, мучительно справляясь с пищеварением. Как щелкнул зубной протез, когда он, собравшись с мыслями, пошевелил челюстью, намереваясь приветствовать рыжеволосую и совсем юную гостью. На мгновение Еве показалось, что еще минута, и Петр Переплетчик рассыплется в пыль прямо у нее на глазах. Однако рассудок его, в отличие от всего остального, пребывал в полной исправности.

Ева деликатно отвела взгляд, давая возможность старому человеку приготовиться к разговору.

— Сумочку можете повесить на вешалку, — наконец прозвучал низкий, слегка надтреснутый голос. — Однако снимать верхнюю одежду я бы вам не порекомендовал. У меня прохладно — так легче дышится.

Ева сделала шаг к деревянной трехрогой вешалке и пристроила свою плоскую сумочку рядом с мужским банным халатом. Затем скользнула взглядом по книжным полкам. На низкой тумбочке стоял выключенный CD-проигрыватель с приемником, рядом — аптечка, где за матовым стеклом пестрели упаковки с лекарствами. Дальше — встроенный шкаф, два стула — в головах и в изножье кровати, и никелированный штатив для капельницы. Цветов в комнате не было, хотя в холле и даже в коридоре их хватало с избытком; не было также зеркала, фотографий и каких-либо репродукций, и комната от этого все-таки походила на больничную палату.

Ева распахнула куртку и присела на ближайший к окну стул, но перед тем помогла Интролигатору приподняться и подсунула под широкую костистую спину еще одну подушку. Сделала она это не потому, что старик был уж настолько беспомощным, — ей внезапно захотелось дотронуться до него, как иногда хочется дотронуться до ребенка. Ладонь почувствовала мягкость ткани шерстяной, в серую клетку, рубашки, а под ней ровное тепло некогда мощного тела.

— Давно вы сюда перебрались? — спросила Ева. — Неплохое местечко, но я бы не решилась поселиться здесь надолго.

— Ну почему же? — усмехнулся Петр Ефимович. — Вполне подходящее. Inter mortem et officium debet esse intersticium — между земными хлопотами и смертью должен быть промежуток покоя. Как вас прикажете величать?

— Ева. — Он не поинтересовался, зачем она пришла, и Ева проговорила: — О вас мне рассказала одна милая пожилая дама в «Немецком доме» с фантастическим птичьим гнездом на голове. Она, конечно, немного эксцентрична…

— Луиза Либенталь, помню, — прогудел Интролигатор. — Мой отец Иоахим пользовался услугами ее дядюшки-адвоката. Впервые я увидел Луизу, когда она еще бегала в панталончиках, а потом уже спустя целых сорок лет. И она, поразительно, узнала меня с первого взгляда! Луиза помнит все и всех, а ее швабское упрямство вошло в поговорку. Представьте — несмотря ни на что осталась в этом городе!..

— Но ведь и вы тоже!

— Мне совершенно безразлично, — сухая, как сосновый корень в песке, рука Интролигатора напряглась и замерла, — а у Либенталей по всему миру родня.