Читать книгу "Слепой. Живая сталь - Андрей Воронин"

Ущелье огласил громовой треск выхлопа, мгновенно перешедший в оглушительный плотный рев, в темноте вспыхнули фары, лязгнули разбуженные траки, и «Черный орел», намотав на гусеницы и втоптав в землю запыленный, выгоревший на солнце брезент, пришел в движение.

Глава 21

Невзирая на особенности латиноамериканского менталитета, горячую южную кровь и прочее в этом же роде, дисциплина на заводе поддерживалась на должном уровне, и объявленная генералом Моралесом эвакуация персонала происходила спокойно и деловито, без малейших признаков паники. Этому немало способствовали как малочисленность работающих в ночную смену «вагоностроителей», так и их уверенность в том, что происходящее представляет собой обычную учебную тревогу. Большинство, как это заведено у пролетариев в любой точке земного шара, было даже радо случаю повалять дурака с сохранением среднего заработка, и только два человека из всех, кто находился в этот предутренний час на территории предприятия, знали, что тревога не учебная, а самая настоящая. Сидевший за рулем джипа генерал Моралес до сих пор явно пребывал в некоторых сомнениях по этому поводу, но Глеб оставил попытки убедить его в своей правоте: у него было ощущение, что он наговорился на год вперед. Правда, овчинка стоила выделки: физически ноющий от усталости язык все-таки сделал то, что было не под силу пистолету, о чем безмолвно и красноречиво свидетельствовал выглядывающий из-под водительского сиденья джипа шикарный, хотя и несколько старомодный портфель крокодиловой кожи.

Дисциплина дисциплиной, а проходную они миновали не без труда, кое-как протиснувшись через скопление автомобилей, велосипедов, мопедов и людей. Сидящего за рулем открытой машины генерала узнавали; некоторые угрюмо отворачивались, но большинство с улыбкой махало руками, приветствуя большого государственного человека. Глеб немного опасался, как бы сеньор Алонзо, поддавшись искушению, не бросил его на растерзание этой толпе, но генерал проявил благоразумие, и вскоре, вырвавшись на оперативный простор, машина устремилась прочь от завода, в сторону города.

Они уже добрались до окраинных кварталов, когда Глеб, тронув генерала за рукав, молча указал на небо. Там, соперничая со звездами, появилось несколько движущихся красноватых точек. Они шли с севера, напоминая рой светящихся пчел, и их на глазах становилось все больше. Глеб насчитал десяток, сбился и плюнул: и так было ясно, что американцы не подкачали, и что подземным цехам, а может быть, и всему заводу крышка.

– Дьявол, – остановив машину, пробормотал генерал, – так это был не блеф!

– Как и все остальное, – нагло солгал Сиверов.

Световые точки быстро увеличивались в размерах, расцветая смертоносными хризантемами. Их полет, издалека казавшийся неторопливым, медлительным, резко ускорился, когда ракеты начали пикировать на цель. Глеб представил себе мирно лежащий на пыльном вентиляционном коробе мобильный телефон и то, как наведенная по его сигналу ракета, пробив жестяной настил крыши, ударяет прямо в темный дисплей, в мгновение ока делая аппарат недоступным для входящих звонков и всех видов сообщений.

Ночь разорвала череда коротких яростных вспышек, земля задрожала, а через секунду со стороны завода докатился оглушительный грохот. Тугая воздушная волна ударила в открытый кузов, сорвав с головы сеньора Алонзо фуражку и заставив машину несколько раз качнуться на амортизаторах, дымное оранжевое зарево поднялось до звезд, заслонив их и в мгновение ока залив собой половину неба. Оно еще не опало, когда генерал Моралес, отвернувшись от разверзшегося у него за спиной ада, вынул из кармана униформы мобильный телефон.

– Не понял, – сдержанно напомнил о своем присутствии Глеб.

Моралес бросил в его сторону короткий неприязненный взгляд.

– Если вы станете настаивать на неприкосновенности этих cabrones, ваших соотечественников, это сильно осложнит наши деловые отношения, – объявил он, набирая номер. – Я своими руками вырву их лживые языки и заставлю съесть!

– На здоровье, – повторил Глеб. – Я не консульский хлыщ, чтобы расшибаться в лепешку, пытаясь отстоять интересы людей, которые нарушили и воинскую присягу, и заключенный с вами контракт, пойдя на сотрудничество с американской разведкой. Они сами сделали свой выбор, и мне нет до них никакого дела. Так что буэнавентура, амиго, действуйте, как считаете нужным.

– Мучас грасиас, – саркастически поблагодарил Моралес и бросил в телефон несколько отрывистых, лающих фраз по-испански.

Прервав соединение, он включил передачу и резко тронул машину с места. Глеб заметил, что его превосходительство то и дело поглядывает в зеркало заднего вида, и заподозрил, что сеньора Алонзо интересует вовсе не слабеющее зарево над разбомбленным заводом: генерал высматривал позади себя машину, набитую мифическими русскими снайперами, и успокаивался буквально на глазах, видя, что ее нет.

Послышался звонок мобильного телефона. Моралес покосился на Глеба и, когда тот демонстративно отвернулся, на ходу достал аппарат из кармана и ответил на вызов. Он говорил по-испански. Первым произнесенным им словом, насколько понял Сиверов, было «что»; за ним последовало «кто», прозвучавшее все с той же интонацией, свойственной человеку, который не верит собственным ушам и возмущен до глубины души, а далее из его превосходительства излился бурный поток высказываний, представлявших собой, судя по уже знакомому «cabrones», отборную испанскую брань.

Впрочем, бил этот фонтан недолго; через несколько секунд сеньор Алонзо умолк на полуслове, некоторое время молча слушал, а потом коротко что-то уточнил – Глебу показалось, что он разобрал вопрос: «Сколько?»

Спутать испанское «хорошо» с каким-то другим словом было невозможно; произнеся его, генерал спрятал телефон и сосредоточил свое внимание на дороге. На пассажира он даже не взглянул, но у Глеба почему-то сложилось совершенно определенное ощущение, что только что завершившийся разговор имел к нему самое прямое и непосредственное отношение.

– Чертовски плохо не знать языка страны пребывания, – сообщил он. – Все вокруг что-то обсуждают, общаются между собой, обмениваются новостями, а ты сидишь, как у нас говорят, пень пнем…

– Это звонили с завода, – поняв намек, сказал Моралес. – Сообщили о разрушениях.

– Ну, и каковы же разрушения? – сделав вид, что поверил, поддержал светскую беседу Сиверов. Прозвучавшее из уст сеньора генерала вранье его нисколько не задело: долг платежом красен.

– Катастрофические, как вы и предрекали, – сквозь зубы произнес Моралес. – Черт бы вас подрал!

– Не надо валить с больной головы на здоровую, – посоветовал Глеб. – У нас в России до сих пор очень популярен старый комедийный фильм, один из персонажей которого любит повторять своему жуликоватому зятю: «Тебя посадят. А ты не воруй!» Признаться, мне нечего к этому добавить. Я, конечно, догадываюсь, зачем вам это понадобилось. Постепенное изменение политического курса государства, капитализация, приватизация, свобода предпринимательства и в итоге – оп-ля! – весьма ограниченная группа крепко повязанных между собой лиц превращается в олигархическую верхушку общества, владеющую львиной долей финансовых, природных и промышленных ресурсов страны. В том числе, как вы понимаете, и заводом, производящим продукцию, у которой на сегодняшний день просто нет достойных упоминания конкурентов. Ведь вы с покойным команданте планировали именно это, верно?