Читать книгу "Детородный возраст - Наталья Земскова"

Позвонила Ингрида и сообщила, что в ближайшее время не вернется – сестре необходима операция, и она остается надолго. Просила присмотреть за квартирой. В голосе Ингриды было столько растерянности и несвойственного ей страха, что Маргарита не посмела говорить о своем. Это свое накапливалось, бродило и, не находя выхода, разъедало и жгло. Ей просто необходимо было выговориться, и даже не посоветоваться, но услышать, увидеть себя глазами другого, лучше всего постороннего человека. Как ни странно, для этой роли не годились ни великодушная Эльза, ни категоричная Светка, ни тем более – правильный и добрый Толстобров. Все они по-своему ее любили, но были слишком заинтересованы, слишком включены в ее жизнь. Ей требовалось всего лишь отражение, зеркало, а они этим зеркалом быть не могли. Маргарита ходила сосредоточенная и молчаливая, словно прислушиваясь к себе и немного удивляясь тому, что в городе, где она прожила всю жизнь, ей, в общем, некому пожаловаться, некому поплакаться. Подумывала, не сходить ли к психологу, которых нынче пруд пруди, или в эту – как ее? – в службу доверия. Решила, что нет – это уж в крайнем случае. И тут-то она вспомнила: был, был один вариант. Чтобы не передумать, сразу набрала номер и сквозь гудки услышала стук своего сердца:

– Алексей Петрович, здравствуйте, это Рита… Которая была в Италии, вы еще там пели в венецианском канале. Вы дали свой телефон…

Радостный возглас в трубке заставил ее улыбнуться и расслабиться:

– Спасибо. Так получилось, что у меня к вам маленькое дело – не найдется ли у вас полчаса? О, чудесно, чудесно. И как мило, что вы меня помните. Хорошо, на Миллионной ровно в пять. Да, это место я знаю.

Всё, значит, правильно, сигнал хороший: Светланов не только узнал ее сразу, но выразил немедленное желание встретиться. И как же она могла забыть про этого Светланова! Вот идеальное зеркало, беспроигрышный, стопроцентный вариант. Лучше не придумать. Практически незнакомый (главное, не из их круга!), порядочный (ведь это видно сразу) человек, выказывающий ей симпатию и готовность помочь.

Маргарита ехала на встречу и даже не волновалась, хотя, кажется, первый раз была в такой сомнительной и странной ситуации.

Алексей Петрович уже ждал ее за столиком кафе, потягивая воду, но, увидев, встал, поклонился, отодвинул стул и помог сесть.

Маргарита смотрела на него, распахнув глаза, и с трудом узнавала в щеголеватом холеном господине усталого, но бодрящегося туриста. И она его явно не разочаровала: точно такой же удивленно-почтительный взгляд она ловила на себе, и это было забавно.

– Что заказать? – спросил Алексей Петрович, улыбаясь и протягивая огромное меню.

– Ничего, то есть… Я буду только десерт.

– Десерт потом, – рассмеялся Светланов. – До десерта пока далеко, погодите. Сначала мясо, например баранину. И запеченный козий сыр. Икру, побольше зелени. Непременно сезонные фрукты. Чудесно выглядите, но поесть вам нужно. Любовью точно сыт не будешь. Тем более такой.

Маргарита вспыхнула и тоже рассмеялась, в этот момент став еще моложе и ярче, потом чуть помедлила и сказала:

– Спасибо, что откликнулись, я очень благодарна. Дела, собственно, нет. Я хотела… Если вам это несложно и если есть время… Не могли бы меня выслушать? Просто так, посидеть и послушать. Получается, кроме вас, некому.

Светланов церемонно поклонился. Сделав знак рукой, он подозвал официанта, продиктовал заказ и снова обернулся к ней:

– Весь ваш. Но вы меня пугаете…

– Да я сама себя пугаю иногда. С тех пор как я вернулась из Италии, случилось много всякого, что не укладывается в моей бедной голове. Всё неожиданно, всё чересчур… Подруги в роли слушателей не годятся, слишком темпераментны и заинтересованы. Таких знакомых, чтобы можно смело рассказать, оказывается, нет. И вот решила…

– Что старик Светланов сгодится хоть на это.

– Нет-нет, какой старик? Ну что вы? Алексей Петрович, пожалуйста, простите, если я бестактна.

– Шучу, шучу. Я весь внимание и понимаю вас отлично – нужно выговориться.

– …И выговориться – мужчине.

– О, комплимент!

– Ну, Алексей Петрович…

– Молчу и слушаю, хотя и так понятно, что мучаетесь вы из-за того мальчишки.

– Ах, я не мучаюсь… И не из-за него.

Сбиваясь и поминутно останавливаясь, Маргарита принялась рассказывать – о себе и о Валере, о своих метаниях, тихонько добралась и до Италии, а время, прожитое после возвращения, описывала не по дням, а по часам. Она ничего не скрывала, даже самые мелочи, даже те моменты, когда выглядела невыгодно, жалко. Она рассказывала про аварию и про сон, про выставку, про Генриха, про грядущий суд. Про то, как ей легко и тяжело одновременно и как непонятна вся оставшаяся жизнь.

Светланов оказался внимателен и деликатен: сидел, не двигаясь и не вставляя междометий, не ел, не пил. Прошло минут сорок – рассказ не заканчивался. Освоившись, она перестала волноваться и что-то повторила, боясь, что не была понята сразу.

Спохватившись, что собеседник голоден, она замолчала и опять извинилась. Они стали с удовольствием есть, а потом Маргарита продолжила свою странную исповедь. Теперь она говорила об отъезде Кириллова, об удивительной Ингридиной квартире, о прирученном «кадиллаке» и о том, как боязно появиться дома… Когда останавливалась, Светланов подбадривал ее взглядом. Маргарите казалось, это не кончится никогда, но нет, всё было сказано, и она выдохнула:

– Вот…

Светланов помолчал и посмотрел на нее с невеселой нежностью:

– Я вам завидую, Рита.

– Мне? Вы смеетесь, конечно?

– Нет. Не смеюсь. Не смеюсь. Я бы так точно не смог. Так бы мало кто смог, уж поверьте. Да, сила гравитации, вы правы. Но какая же у вас была скорость, коль вы смогли ее преодолеть! Дело, значит, нешуточное. Не знаю только, чем помочь, да и никто не знает. Вы вот что: вы не мучайтесь и не переживайте, что сделано, то сделано. Вы проживите с этим год – там станет ясно.

Маргарита сказала печально:

– Так много? Целый год…

– Ну, где же много? Это мало. После тридцати время летит быстро. После сорока – очень быстро. Вам ведь, говорили, около сорока?

– Сорок один.

– Да… Не мало. Но и не много. Видите ли, моя дорогая, самое тяжелое в этих разводах – постразводный период. Каким бы ни был брак, этот период неизбежен и, как правило, ужасен. Я сам разводился, я знаю. Ломало – будь здоров. Но как мне теперь жалко того времени, которое я, как идиот, потратил на переживания! Я страдал года два и пересказывал подробности своих страданий другу раз пятнадцать в месяц. Друг падал в обморок – я отправлялся к брату. Брат от меня сбегал – я шел к приятелю. Ужасно. Так продолжалось до тех пор, пока меня не осенило, что это можно вытеснить другим видом умственной деятельности. Я стал – не смейтесь! – разгадывать кроссворды. По восемь-десять за день. Скупал в киосках всё подряд и шел домой – «лечиться». Сейчас смешно, конечно. Излечило же только дело, настоящее. Но это к слову, вспомнилось зачем-то. Пытайтесь отвлекаться. Вы знаете: в любой ситуации столько плюсов, сколько и минусов, это закон. И мне кажется, плюсов у вас сейчас больше. Когда закрывается одна дверь, непременно открывается другая. Говорю банальности, но сам всегда про это забываю. Вы живете сейчас, дорогая… Я бы много отдал, чтобы жить, чтобы чувствовать хотя б наполовину, что чувствуете вы. Но где мне!.. Вот, собираюсь в санаторий. На воды. Буду там скучать, ворчать и плохо спать. Всё знаю наперед, а еду… Что мне остается!