Читать книгу "Детородный возраст - Наталья Земскова"

Мне выдали валенки, шубу, и я всё ходила вдоль сосен. Там знаешь, очень интересно: направо пойдешь – лес сосновый, налево пойдешь – лес еловый, а прямо – дубовая роща. Токсикоза в лесу не почувствовала, просидела полночи со всеми. А потом меня Светка сразила: предложила вдруг к ним переехать: дом большой, пара комнат пустует. Я, конечно, растрогана, чуть не расплакалась. На другой день спала и гуляла. Вернулась домой только вчера. Может, думаю, впрямь переехать? Дотянуть до двадцати недель, взять отпуск, из него – в декретный… Но долго мне до двадцати недель, ох, долго! Ладно, поживем – увидим. Вообще, мне пропасть не дают. То вот Светка, то Эльза предлагает жить у них на даче (зимний дом с удобствами, где управляется старая тетушка). Я-то думала, все прочно упакованы в свои проблемы: здоровье, кризис возраста, родители, дети… Но выяснилось – всё не так.

…Ингрида! Все желания – сбываются. Я знаю, я теперь уверена. Но есть одно условие: за это нужно заплатить. Да! Как в магазине. Я десять лет твердила, что отдала бы всё за то, чтобы самой родить ребенка. Валера мог бы „всё отдать“, я точно знаю, чтобы стать большим художником. Кириллов – чтобы вырваться и уехать на край света. Конкретный перечень этого „всего“ не оговаривался, но и так понятно – дорогое и привычное. Что происходит в результате? Нас троих соединяют в одну цепочку Исполнения Желаний и – щелк! – я теряю всю прежнюю жизнь и Сергея, Кириллов – всю прежнюю жизнь и меня, Валера – меня и привычный уклад. Но каждый взамен получает Возможность.

…Он улетел три недели назад, я ему ничего не сказала. Игра должна быть честной: получил – плати.

А сегодня мне звонил Валера… Господи, как хорошо-то, что есть телефон! Ведь кто-то же его придумал. Нам было бы сложнее глаза в глаза. А так… Ну наконец-то мы поговорили. Да, первый раз с тех пор, как я ушла. Он знает всё – откуда, непонятно. Да и неважно. Сказал, что уезжает в Австрию: выиграл конкурс на оформление „Снегурочки“ в Венской опере, ставит какой-то француз. Я очень рада. Помнишь, он ведь начинал в театре и всегда жалел, что бросил сценографию. Сказал, что есть еще проекты, что уехал надолго, и я могу вернуться домой хоть сейчас…»

Эпилог

Три месяца спустя, выкроив время между кормлениями и оставив дочку с Алешей, я медленно подходила к своей первой больнице, и ноги, честно говоря, не шли. Не шли они еще и потому, что атрофированные мышцы возвращались постепенно, и сильное земное притяжение не давало развить скорость, как я с ним ни боролась. Преодолев огромный сквер и выбравшись на сухую дорожку, я остановилась, загипнотизированная видом окна палаты, в которой провела здесь два месяца. Сделав усилие, побрела дальше: вот и знакомая дверь, и та самая лестница, по которой меня поднимали сюда на носилках. Думала, сердце выскочит из груди, а нет, ничего – только екнуло что-то и тихо заныло при виде выученных наизусть стен и коварных ступенек. Кусок полуразрушенной стены и вековые вязы, пять-шесть курильщиц – ничего не изменилось.

Дойдя до ординаторской, постучала, открыла дверь и спросила Маргариту Вениаминовну. Молоденькая, не знакомая мне врач, замешкавшись и удивленно приподняв брови, спросила, кто я, и, подумав, повела меня вглубь отделения. Ничего не понимая, я шла за ней, прижимая к себе большого розового мишку и корзинку с фруктами. Девушка остановилась у двери в палату и, попросив меня оставаться недолго, открыла дверь.

Только теперь меня осенило: господи, ну конечно! Я испуганно посмотрела на спутницу, но та широко улыбнулась:

– С ней всё в порядке, плановый осмотр в двадцать недель – скоро выпишем, не волнуйтесь.

И опять мои ноги не шли – теперь при виде панцирных кроватей, от которых еще так недавно зависела вся моя жизнь.

Маргарита лежала у окна (на том же месте, что и я, только палата была другая), медсестра измеряла давление. Дождавшись, когда она закончит, я подошла и, не зная, что сказать, протянула всё сразу: фотографии дочки, и мишку, и неуклюжую корзину с фруктами. Выскользнув из моих рук, снимки рассыпались по всему одеялу, и она стала их очень медленно собирать, подолгу рассматривая детское личико, до встречи с которым ей оставалась целая вечность – почти что пять месяцев этой инопланетной беременной жизни…