Читать книгу "Весь мир театр - Борис Акунин"

– Я последняя? – Регинина присмотрелась. – Нет, цербераЖоржа еще нет, слава тебе, Господи.

Действительно, собрались все кроме ассистента. На самом краюпервого ряда Фандорин разглядел круглую голову Масы. Японец о чем-то шептался сСимочкой Клубникиной, но в то же время косился на своего господина.

«Четыре единицы – это время! Час и минуты! Однако кудапристроить выбивающуюся из ряда цифру?»

Ухо ему щекотнуло дыхание Элизы:

– Вы обещаете забыть то, что я сказала?

А на сцену поднялся Штерн, оглядел зал.

– Гейша Идзуми! Хватит отвлекать уважаемого автора!Пожалуйте к нам! Мы начинаем! Черт подери, где Жорж? Хорош радетель дисциплины!Без одной минуты одиннадцать, а его нет? Кто-нибудь видел Девяткина? ГдеДевяткин?

Фандорина качнуло в кресле. «Ну конечно! Девятка!»

– Где Девяткин?! – воскликнул он вслед за Штерном иподнялся.

– Здесь я, здесь!

В центральном проходе появился ассистент. Сегодня он был непохож на себя: во фраке, с накрахмаленной грудью и с белой хризантемой впетлице. Повернувшись, Жорж зачем-то запер дверь на ключ. Увидел Фандорина сЭлизой – и вроде как обрадовался.

– Эраст Петрович? Не ожидал. Но это еще лучше. Бездраматурга картина мира была бы неполной.

– Девяткин, мне нужно с вами поговорить. – Фандоринпристально смотрел на ассистента. – Ответьте на мои вопросы.

– Разговаривать с вами мне некогда. – Чудодейственнопеременившийся помощник режиссера спокойно и уверенно улыбался. – А вопросысейчас отпадут сами собой. Я всё объясню. Пожалуйте за мной, к сцене.

– Зачем вы заперли дверь? – спросила Элиза. – Это что, новоеправило?

Но Жорж не ответил, порхающим шагом он шел между рядов ксцене. Легко взбежал по лесенке на ханамити. Левой рукой достал из кармашкачасы и показал присутствующим.

– Дамы и господа, поздравляю вас! – торжественно объявил он.– Бенефис скоро начнется. До него остается всего две единицы!

Бенефис

Одиннадцать единиц и одна девятка

Принаряженный Жорж, почему-то позволивший себе обращаться ктруппе без разрешения Ноя Ноевича, нес со сцены околесицу:

– Сейчас ровно 11 часов 11 числа 11 месяца 1911 года! Этодевять единиц. Через 11 минут число единиц достигнет одиннадцати, и мгновениесделается совершенным! Тогда я его остановлю! Настанет мой бенефис, дамы игоспода!

Не сказать чтоб Элиза вслушивалась в эту галиматью, еезанимали собственные переживания. Она проклинала себя за то, что расклеилась инаговорила лишнего. Слава Богу, Эраст не воспринял ее истерическое бормотаниевсерьез. Он и сам сегодня был странный. День что ли такой, все не в себе?

Онемевший от нахальства помощника Штерн, услышав пробенефис, так и взвился.

– А-а, так это вы?! – возопил он страшным голосом и тожевзлетел на помост. – Это вы исписали чушью священную книгу! Да я вас…

Ловко и звонко ассистент влепил кумиру и учителю оплеуху.Она прозвенела громче выстрела. Все обмерли, а Ной Ноевич с вытаращеннымиглазами схватился за щеку и сжался.

– Сядьте на место, – велел ему Жорж. – Вы больше нережиссер. Режиссер теперь я!

Бедняга тронулся рассудком. Это было ясно!

Широкими шагами он вышел на середину сцены, где былаустановлена декорация, и поднялся в комнату гейши. Остановился у низкогостолика, сел на пол, откинул крышку бутафорской шкатулки – той самой, кудасходились провода, зажигающие в финале полет двух комет.

Первое оцепенение прошло.

– Э, брат, да ты того… – Ловчилин поднялся, крутя пальцем увиска. – Тебе успокоиться надо.

Встал Разумовский.

– Жорж, душа моя, что ты на сцену влез? Иди сюда, потолкуем.

– Дзевятокин-сан, сэнсэя нерьзя бичь! – сердито говорилГазонов, поднимаясь на ханамити. – Хузе ничего нету!

А Штерн, всё держась за щеку, взвизгнул:

– С ним не толковать, его вязать нужно! И в Канатчиковудачу!

Вдруг все снова умолкли. В руке у Девяткина появилсяпистолет – памятный Элизе «баярд», свидетель ее постыдного провала.

– Сесть! Всем сесть в первый ряд! – приказал ассистент. –Молчать. Слушать. Времени в обрез!

Заверещала Сима. Василиса Прокофьевна охнула:

– Матушки мои! Убьет, скаженный! Сядьте, не дразните его!

Костя, Лев Спиридонович, Штерн отступили. Опустились вкресла, причем Разумовский с перепугу уселся на колени к бывшей супруге, а та ине пикнула, хотя в обычное время подобная вольность резонеру дорого быобошлась.

Не испугался один японец.

– Дай писторет, дуратёк, – ласково сказал он, продолжая идтивперед. – По-хоросему.

Акустика в зале была чудесная. Выстрел грянул так громко,что у Элизы заложило уши. В подвале, когда она тренировалась в стрельбе,«баярд» палил тише. Маса как раз ступил с ханамити на сцену. Взмахнув руками,он полетел вниз, под кресла первого ряда. Он был ранен в голову. Изразорванного уха лилась кровь, по виску пролегла красная полоса. Отчаяннозавизжала Клубникина, забрызганная каплями.

Что тут началось! С криками актеры бросились врассыпную.Лишь оглушенный Газонов остался на полу, да Фандорин не тронулся с места.

Элиза схватила его за руку.

– Он сошел с ума! Он всех перестреляет! Бежим!

– Некуда, – сказал Эраст Петрович, неотрывно глядя на сцену.– И поздно.

Все три двери зала оказались заперты, а бежать за кулисыникто бы не посмел – на сцене, скрестив ноги, сидел сумасшедший, помахиваяпистолетом. Вот он вскинул руку, прицелился вверх, снова выстрелил. С люстрыпосыпалась хрустальная крошка.

– Все на место! – крикнул Девяткин. – Две минуты потеряновпустую. Или вы хотите умереть, как глупые животные, так ничего и не поняв? Ястреляю без промаха. Если через пять секунд кто-то не сядет в первый ряд, убью.

С точно такой же прытью все бросились обратно. Тяжело дышасели. Элиза ни на шаг не отстала от Эраста Петровича. Тот поднял Масу, усадилрядом с собой, протер платком кровоточащую рану.