Читать книгу "До чего ж оно все запоздало - Джеймс Келман"

Хорошо. Куртку напялил и вперед. Сэмми зажимает палку под мышкой, запирает за собой дверь на два оборота. Долбаный ветер, друг, прямо ураган какой-то, даже дождь сюда заносит. Если отыщутся мудаки, до того очумелые, чтобы рыскать тут в такую погоду, так пусть берут его, заслужили. Хотя какая, в жопу, разница, захотят взять, так возьмут. Ветер подталкивает Сэмми в сторону лифта. А там уже кто-то есть! Ну и ладно. Может, это тот добрый дух, который вызволил его из беды там, у лужайки для боулинга. Ты, друг, против добрых духов ничего не имеешь, вот злобные ублюдки, которые все время таскаются по пятам за тобой, вот этих тебе следует опасаться. Так что давай. Сэмми подумывает, не заговорить ли с ним, кто бы он ни был, но нет, не заговаривает. Когда приходит лифт, Сэмми, постукивая, приближается к нему и входит внутрь. Тот, другой нажимает кнопку. Они спускаются, выходят, Сэмми поворачивает налево, а тот уходит – стеклянная дверь открывается, впуская порыв ветра. Обождав с минуту, он идет к двери, толкает ее и сразу выходит, не останавливаясь, не задумываясь, ты же мужик, Сэмми, храбрый малый, вперед, очертя голову, под неистовый ливень, плечи сгорблены, воротник куртки поднят. Точно, берет, надо купить берет, пусть не сию минуту, но надо. Господи, дождь-то просто-напросто хлещет, дичь долбаная, тут он влезает в лужу; похоже, в большую; делает еще шаг, останавливается; нет, пока вроде не вышел. Какой она, на хер, ширины? Откуда ж ты это узнаешь. Так она, блин, еще и глубже становится! Так что ты уже начинаешь гадать, куда тебя, едрена вошь, занесло!

Нет, серьезно, дождь и ветер, похоже, лишили его всякого разумения. Может, он опять напутал, пошел куда-то не туда, на хер, христос всемогущий, он же только что вышел из дома. Сэмми шарит ступнями справа и слева от себя; вода омывает их, похоже, уже до лодыжек дошла. Он поднимает правую ногу, слышится бульканье, проходит пару метров, бульк, бульк. Откуда-то доносится голос: Черт знает что, ей-богу!

Ага, отвечает Сэмми на случай, если это к нему обращаются.

Теперь еще и малышня начинает где-то рядом голосить, вроде как носится, на хер, вопя и взвизгивая, того и гляди сейчас кто-нибудь врежется в его долбаные ноги, друг, нетрудно себе представить – малышня же! башку пригнул и летит, будто считает, что все препятствия убраны лишь потому, что его несет незнамо куда. Сэмми покрепче сжимает палку, просто на всякий случай – вдруг один из этих мелких мудил споткнется об нее и морду себе расквасит.

И все-то тебе сражаться приходится, друг, вот ведь дали тебе передышку, так ты тут же сцепился со стихиями. Ну, хорошо хоть из лужи вылез. Только руки почему-то болят; не мешало бы ему отдохнуть, выровнять дыхание, если честно, он совсем замудохался. Упражнений-то не делаешь; ты когда в последний раз упражнения делал? Вчера. А, ну тогда ладно. Может, дело и не в упражнениях. Что-то горячее на щеках. Мокрющее, а горячее. Как тебе это нравится, друг, мокрое и одновременно горячее. И на плечах тоже. Господи. Сэмми хочется положить палку на землю, потому как сил держать эту херовину у него уже нет.

А надо. Надо. Он должен попасть в долбаный

Палка ударяется о стену. Хорошо. Он вытирает воду со лба, вынимает из кармана очки, водружает их на нос. Только они почему-то тяжелые и за ушами давят. Сэмми их снимает. Тут с одного бока здания что-то вроде укрытия было. Ну вот, еще и лодыжки колет, как иглами, ни хрена себе, а дальше что! Присесть бы. Исусе-христе. Так, малышня возвращается. Что они тут делают в такую погоду? Почему родители не загоняют их, на хер, домой? Снова вопят. Голосенки тонкие. И над чем-то смеются. Над погодой, наверное. Мелкая малышня, друг, такая и над погодой готова смеяться. Сэмми трясет. Плохи его дела. Стоит, прислонившись к стене. А это ему ни к чему, идти надо. Просто энергии нет. Куда подевалась энергия? Чертов дождь. Нет, но как же он докатился до такого состояния?

Исусе-христе, это ж дождь, просто дождь, ничего больше. Ага, теперь еще и костяшки на кулаках! С костяшками-то что, блин, случилось. Артрит, наверное, из-за сырости. Старые боевые раны. Помнишь тот крюк левой, он всегда им гордился, ну давай, ты, козел гребаный, а потом разворачиваешься спиной – и локтем, на хер, хрясь, друг, как врежешь ублюдку, как ему, на хер, врежешь, прямо по морде, друг, прямо по долбаному носу, а они ж охеренно не любят, когда им нос, в жопу, сворачивают.

Старина Сэмми! Это чем же он у нас теперь занимается? А с тенью боксирует. Он прислоняет палку к стене, потирает ладонь о ладонь, дует на них, замерз он чего-то, малость замерз.

Ладно. Это был приступ. Наплевать и забыть. Дождь льет по лицу. И в животе бурчит. Ну еще бы. Жратва. Охеренно же очевидно, друг, он же не ел ничего. Отсюда и галлюцинации. Прямо и непосредственно. Значит, надо пойти и разжиться жратвой. Он нащупывает палку, касается ее, палка падает. Отлично. Сэмми нагибается за ней. Находит. Поднимает. Опять малышня. Ну да ничего, палка у него есть. Кое-какие из этих нынешних мелких ублюдков, это ж головорезы, друг, вот я о чем, если они пронюхают, что ты беззащитен, плюс с парой фунтов в нажопнике – их же штук сорок сразу на тебя сзади набросится! И никаких у тебя шансов не будет. Ни хрена, ни единого.

Он у первого магазина, аптека на другом конце квартала, значит, следующий – мини-маркет; так что давай, топай – ладушки-ладушки слева, стук-постук справа. Сидящая за кассой девчушка приносит ему все, что нужно. От нее он идет в кулинарный отдел, покупает пирожок с мясом. И сжирает его, прямо за дверью. Проглотив последний кусочек, отправляется дальше. Ветер теперь дует в спину, так что идти полегче. Как только войдет в квартиру, сразу в кровать. Иначе башка лопнет. Ему эти симптомы знакомы. Да ты даже не знаешь, сумеешь ли добраться отсюда до дома. Думал, что сумеешь, а потом вдруг выяснилось – не сумеешь. Но он себе такую задачу поставил, на этот счет не боись, он собирается доволочься туда, хотя, если честно, друг, неплохо было бы, ну, то есть он был бы не прочь отдохнуть, неважно сколько, хоть немного, а то ведь легкие, ребра, совсем он замудохался, твой мужчина, этот самый старина Сэмми; и это чистая правда, ты хотела правду? твой мужчина.

Шузы, произносит он.

Никто не отвечает. И спасибо, на хер. Хоть не распсиховался, и то хорошо. Очень был к этому близок, но как-то увернулся, справился. Просто промок до нитки да еще пришлось чертов Лох-Ломонд вброд переходить, но кроме этого, я что хочу сказать, исусе, я ж не жалуюсь, разве кто собирается жаловаться на погоду? Сэмми не собирается, ни хера, друг, старый добрый господь всемогущий, центральная власть, его уже рвать тянет от жалоб, которые он слышит от нас, мудаков, от человеческих существ, тошнит его, на хер, от них, и ты не можешь его винить, кто его станет винить, дайте мужику передышку, ты понимаешь, о чем я.

Просто вот тело, болит и ноет, вроде как у него совсем теперь никакой энергии не осталось, все время в сон клонит – прилечь на чертову кушетку, вот и все, на что ты теперь годен.

Лужа. Лужу придется перейти. Гребаный ангел-хранитель, когда он, мудак, тебе нужен, нипочем его не дозовешься. Может, ему лекаришка какое сонное зелье подсунул. Эх, отдохнуть бы. Отпуск необходим, вот что. Сэмми перестает постукивать, протягивает палку, нашаривая стену. Не боись. Да, вот что ему нужно позарез, отпуск. Был он однажды в Испании. Ну и хорошая домашняя еда, это тоже не помешало бы, старая добрая пища; чашки там с бульоном и прочее. Сэмми роняет палку, та падает, но удара о землю не слышно; он тут же нагибается, чтобы поднять ее, пластиковый пакет болтается на запястье; но палку он находит, поднимает, выпрямляется; крепко сжимает ее, помахивает, чтобы понять – та, не та; нет, все отлично, друг, та самая, старая верная палка, точно тебе говорю, его, ничья больше. Ну что, похоже, пробился. Вот же дичь-то была; хотя чего там, не такая уж и дичь, просто гребаные силы природы, так они же всегда здесь и никакой дрочила управлять ими не может, стало быть, они тебя не нарочно мудохали.