Читать книгу "Павел II. В 3 книгах. Книга 3. Пригоршня власти - Евгений Витковский"

Необнаруживаемый кабинет Форбса плыл внутри стен сектора транформации, где сейчас возились с новорожденным слоненком, возились те самые врачи-эсэсовцы, которых теперь нечем было занять, — после провала проекта «Гамельнская дудочка». Выманенные их усилиями из России несколько сотен остолопов топтали сейчас канадскую землю, а скоро ожидались в штате Мэн. Хуже того, появились сведения, что на южный берег Австралии вышла группа бывших обитателей Брайтон-бич, протопавших через обе Америки на юг, потом по дну морскому в Антарктиду, они пересекли ее, опять ушли под воду и теперь вот досаждали Канберре. Дудочка давно отзвучала, но брайтонцы все равно рвались на север — в Индонезию, в Индокитай — и дальше. Можно бы на них плюнуть, но ведь эти гады, совершив первое в истории пешее путешествие вокруг света по меридиану, вернутся в Штаты обитателями Книги рекордов Гиннеса!.. А эту книгу генерал очень не любил. Он сам в ней значился как организатор рекордного количества неудачных покушений на жизнь президента Республики Сальварсан Хорхе Романьоса. Удачных пока не было, иначе не открывал бы в воскресенье у себя в столице чертов президент музей антикоммунистически-куриной графики. Одну курицу ехидный Романьос прислал в подарок Форбсу-покусителю, ее согласился повесить в своем кабинете только Кремона. Неизвестно, чего посетители пугались больше яростной курицы или вампира.

Генерал впустую злился, и даже новосконструированный кабинет-лифт, позволяющий не принимать никого и никогда, кроме тех, кого сам захочешь видеть, утешал мало. Форбс хотел видеть только свой китайский садик, отпраздновать в нем любимый праздник, девятый день девятой луны, — но до тех пор еще ждать и ждать, а Бустаманте не вылезает из плохого настроения, и никак не заставишь его вызвать цветение папоротников, он даже обычную сливу сейчас может с тоски превратить в «кареглазую Сусанну», как уже было, после чего ни единый оборотень — даже мальтийский вампир — не соглашался переступить порог частных покоев генерала, «Сусанна» оказалась самым вредным для работников сектора трансформации видом все той же проклятой рудбекии, которой они боятся пуще пресловутой серебряной пули. Пули этой, кстати, они не боятся вовсе, они сами эту легенду сочинили в допотопные времена, когда серебро дороже золота было — они потом серебро перепродавали. Они же, помнится, в Штатах ввели серебряный стандарт вместо золотого. Но польза от них Штатам есть, безусловно есть. Вон, полный сектор слонят, поросят, медвежат, и все родились на территории США — кроме деток Рампаля — значит, имеют право быть избранными в президенты. А он, Форбс-австралиец, этого права не имеет.

Генерал поднялся над уровнем сектора трансформации и уперся в дверь с несколькими иероглифами на ней. Форбс не сразу сообразил, что случайно приехал в гости к своему единственному медиуму. Совместив дверь лифта со входом в кабинет, генерал тяжело поднялся и постучался.

— Прошу, прошу, — послышалось из-за двери. Даже голос медиума звучал так, что было ясно: этот человек живет с закрытыми глазами.

Медиум приглашал. Генерал на плохо гнущихся ногах прошел в кабинет Ямагути, восьмигранное помещение, на удивление пустое, — ни свитков на стенах, ни окон в сад, — только сам хозяин за пустым письменным столом, кресло напротив, поблизости — малый журнальный столик, а на нем всего лишь простая ваза с тремя веточками цветущей сакуры. Летом! Похоже, отношения у медиума с магами были попроще, чем у начальства. Кто в последние дни июля мог заставить цвести вишню? Бустаманте? Альфандега? Тутуила? Наверняка не Цукерман, а прочим магам такое вообще не по силам. Надо полагать, работал здесь Тофаре Тутуила. Это у него страсть к цветам. Отмечал, небось, присоединение Самоа к Соединенным Штатам? А почему к начальству не зашел? Тут Форбс вспомнил, каково теперь отыскать начальника в его странствующем кабинете, отпустил самоанцу грех непочитания начальства, и тяжело сел против японца. Японец поменял с прошлой встречи очки, завел еще более толстые стекла — зрение его, видимо, ухудшилось. Но глаза его были закрыты, конечно.

— Добрый день, Ямагути-сан.

— Добрый день, Артур-сан.

— Смею ли предположить, Ямагути-сан, что вы пребываете в добром здравии и продолжаете проводить многозначительные собеседования с высокочтимыми духами?

— Разумеется, Артур-сан. Признаться, в последнее время я пристрастился к общению именно с такими духами, которые хранят мудрость, ныне утраченную в бренном мире. Например, сегодня я имел собеседование с духом прославленного путешественника Марко Поло.

— Не тот ли это самый венецианец, — оживился генерал, — который в тринадцатом веке был губернатором провинции Южная Цянь, однако потом почему-то возвратился в Европу?

— Именно он, именно он. Я взял на себя смелость вопросить его о причинах такого недолжного, на первый взгляд, возвращения. Выяснилось, что прославленный путешественник обладает редким во все времена даром дальней предикции. Завтрашний день или будущий год всегда оставались для него неведомы, однако о грядущих веках он и в прежние времена, и в нынешние имел и имеет самое подробное представление. Именно поэтому он возвратился в Европу. Он предвидел, что, если бы он не возвратился, то жители Европы… Как это он выразился? Я не могу воспроизвести его речь точно, мы ведь беседовали с помощью китайского письменного языка камбун… Приблизительно он сказал, что если бы он не возвратился, то в Европе — простите, Артур-сан — до сих пор вкушали бы буйабес при помощи сабо… Точней, минестроне при помощи сандалий… Ах, генерал, я не могу точно передать его слов. Короче говоря, европейцы без него, быть может, до сих пор не открыли бы Америку.

«Уж как-нибудь и без него открыли бы», — подумал Форбс, а вслух продолжил:

— О, сколь интересную беседу вы имели с почтенным путешественником и предиктором! Однако все же оставить пост губернатора провинции Южная Цянь… Но, возможно, предвидя столь далекие времена, путешественник поведал вам что-либо и о нашем ближнем будущем?

— Отнюдь. Вы неправильно поняли меня, Артур-сан. О нашем времени почтенного покойного путешественника следовало расспрашивать семьсот лет назад. А теперь он может рассказать — и я могу снова с ним связаться, расспросить подробней, если вы проявляете интерес к данному предмету — о том, что будет через семьсот лет…

«Сам знаю, что ничего хорошего», — мысленно буркнул Форбс. Он потерял всякий интерес к венецианцу, сбежавшему из Китая времен династии Цянь, и попробовал перевести разговор на другую тему.

— Возможно, Ямагути-сан, вы имели и другие собеседования?

— О да, о да. Мне вновь удалось получить краткое свидание с духом прославленного султана Хакима…

«Подлость! Кто кого теперь недостоин?» — подумал Форбс, но японец продолжал:

— Но высокородный султан не ответил на мои вопросы. Впрочем, на последний, касавшийся того, хорошо ли функционирует возглавляемый вами, генерал, институт, султан ответил.

— Что же он сказал, Ямагути-сан?

— Он сказал: «Ослиным копытом не сделаешь лошадиного следа». Потом он хлестнул своего загробного осла и ускакал, но мысль его кажется мне очень глубокой. В особенности потому, что нынешние арабы не сохранили ее в своей памяти.