Читать книгу "Долгое дело - Станислав Родионов"

— И корицу, и кардамон.

Хозяйка дала свободу улыбке, наконец-то показав, почему не давала ей свободы раньше, — зубы, крупные и редкие зубы, может быть слегка выступавшие. Но они не замечались, отвлекаемые добродушной улыбкой.

— Не подумайте, что мы не можем. Сейчас, знаете ли, наука на высоте, сказал Леденцов, упершись в хозяйку немигающим взглядом, но продолжая жевать печенье.

— А я и не думаю.

— Допустим, вас убьют, а труп сожгут… Так эксперты по костям скажут, кто вы были — мужчиной или женщиной.

— А могут эксперты узнать по костям, дураком был человек или наоборот? — заинтересовался наукой Петельников.

— Дурак, товарищ капитан, категория не научная.

— Зато реальная, — лениво возразил старший инспектор.

— Анна Григорьевна, плед на тахту сами вязали? — Кашина разглядывала комнату.

— Сама, шерсти было не напастись, — улыбнулась хозяйка во всю ширину лица, позабыв про свои зубы.

Петельников вдыхал запах ванили, а может быть, корицы с кардамоном. В детстве, в их неустроенной семье, никогда ничего не пекли. В квартирах приятелей стоял теплый дух пирогов. И ванили, а может быть, корицы с кардамоном. С тех пор эти запахи значили для него не только сдобу, а прежде всего семейный уют. Интересно, печет ли Светлана Пленникова? И любит ли ваниль и корицу с кардамоном?..

— Допустим, вашу квартиру обокрали… Эксперт по микрочастицам опознает преступника.

— Уж лучше бы не обокрали.

— Допустим, в парадном на вас напал мужик…

— Ешь печенье, — приказал Петельников.

— Да, угощайтесь, — поддержала хозяйка.

— Анна Григорьевна, одна живете? — спросила Кашина.

— А как вы узнали?

— По односпальной тахте, — успел вставить Леденцов.

Петельников скосил на него осатанелый взгляд. Леденцов ринулся пить чай мелкими и быстрыми глотками, закрыв лицо громадной чашкой.

Хозяйка вздохнула, адресуя этот вздох Кашиной.

— Одна. Был муженек…

— Развелись?

— Не человек, а низменность. Посудите сами… Год пил, год сидел и год как вышел. Пораскинула своими потрохами: чего ж так век-то свой заедать?.. И вот одна. Да ведь вы ж ко мне пришли не про муженька слушать…

— Нас цистерна интересует, — согласился Петельников. — Анна Григорьевна, а где-нибудь по дороге не могли ее открыть?

— Она ж ко мне приходит опломбированная.

— Ну а во время торговли?

— Господь с вами! На нее лезть надо.

— Почему ж молоко скисло?

— Не ведаю.

— Я вам скажу, — мрачно пообещал Петельников.

— А вы знаете?

— Женщина сквасила его взглядом.

Они ждали ее смеха или хотя бы улыбки. Но, помолчав, Анна Григорьевна задумчиво согласилась:

— Глаз бывает очень вредный. В нашем селе Перерытое жила тетка Баиха. Посмотрит на ведро парного молока — и все, простокваша. Глянет на четверть самогона — и все, можно не пить, в нем ни одного градуса не осталось. Лягушек взглядом убивала…

— Вредный пережиток, — не выдержал Леденцов.

Петельников воззрился на рыжую копну волос.

— Я к тому, товарищ капитан, что, допустим, ведро можно сквасить и взглядом, а цистерну литров на пятьсот взгляд одного человека не возьмет.

— Могли плохо и вымыть, — заметила хозяйка.

— А Калязина покупала молоко до прихода в прокуратуру, уже зная, что оно кислое, — добавила Кашина.

Петельников опустил руку в карман, достал несколько фотографий Калязиной и рассыпал из перед Анной Григорьевной:

— Видели эту женщину?

— Нет.

— Молоко она когда-нибудь брала?

— Не запомнилась.

Хозяйка виновато оглядела гостей, которых ей так не хотелось огорчать.

— Анна Григорьевна, я потом запишу рецептик этого печенья? — спросила Кашина.

— Ради бога…

Тут Петельников обратил внимание на это печенье, которого в громадном блюде осталось несколько штучек. Леденцов жевал его с праздничным воодушевлением.

— Корица-то вредна, — буркнул ему Петельников.

— А что от нее?

— Корой покроешься.

— Пусть кушает, я еще принесу.

— Ему уже хватит. Анна Григорьевна, вспомните какие-нибудь детали того дня, которые показались вам необычными.

— Да нет таких деталей…

— Тогда расскажите подробно, как шла торговля.

— Обыкновенно. Стоит очередь, я наливаю в бидоны, получаю деньги… Бывает, что у меня нет сдачи. Тогда покупатель идет менять в булочную или ждет, пока я насобираю рублей. Ну случается, краник заедает. Беру молоточек, стукну раз… Чей-нибудь бидон пролью, бывает… А что еще?

Петельников вздохнул. Хозяйка опять виновато поежилась от неумения им угодить.

— Анна Григорьевна, абажур сами делали? — обрадовалась Кашина.

— Все сама, кроме каркаса, — тоже обрадовалась хозяйка, уходя от непонятной для нее беседы.

— Очень мило…

— Товарищ капитан, разрешите задать хозяюшке вопросик?

— Пусть парнишка разузнает, — поддержала она.

Петельников кивнул.

— Анна Григорьевна, погода какая стояла?

— Тепло было, не по-осеннему.

— А в чем вы были одеты?

— Юбка, курточка, а сверху белый халат…

Петельников и Кашина переглянулись. Леденцов это заметил и быстро проговорил:

— В нашем деле важны мелочи, товарищ капитан.

— Правильно, об этом и в кино показывают, — подтвердила хозяйка, всплеснула руками и суетливо зачастила: — Вспомнила, господи! Часов этак в одиннадцать подходил задумчивый мужчина в очках, выпил стакан молока и сильно огорчился, что первая цистерна скисла. Все спрашивал, как да почему…

— Какой он из себя? — оживился Леденцов, хватаясь за вздыбленный чуб.

— Это Рябинин, — вставил Петельников.

— Вопрос снимается. А в тот день краник заедало?

— Да его на дню несколько раз заедает.

— Постукивали?

— Постукивала.

— А молоточек где лежал?

— На цистерне, пломбу там я срывала.

— За молоточком сами лазали?

Анна Григорьевна задумалась:

— Мне-то некогда. Кого-то просила… А-а, мужчина поднялся.

— Не женщина?