Читать книгу "Сладкая горечь - Стефани Данлер"

– Скажи.

– Я помню, как впервые тебя увидел.

– И это все, что я получу?

– Ты меня удивила.

Значит, это все, что я получу.

– Я тоже помню, как впервые тебя увидела.

Во мне всколыхнулись старые обиды, а ведь я – в тот самый первый день по приезде, в первый день моей новой жизни – поклялась себе жить только в настоящем, смотреть только вперед.

– Я не могу уйти, – сказал он.

– Можешь. Мы еще можем быть вместе.

– Не могу.

– То есть не хочешь.

– Ладно, Тесс.

– Ты трус, – сказала я.

Калека и трус. Винная Женщина и Потный Парень. Чувства никогда не обманывают, ошибочны их истолкования. Не в них была проблема. Во мне.

– Помнишь то утро, когда позволил мне выбрать пластинку?

Он никогда не изменял своим привычкам: сигарета, эспрессо из кофеварки, вторая сигарета, пластинка на день. Тем утром он проснулся от икоты. Он был так напуган, что вцепился в меня, и я поцеловала его в висок. После я подтрунивала над его паническим страхом перед икотой. Я его рассмешила, и в награду он разрешил выбрать мне пластинку. Я выбрала альбом «Астральные недели», а когда зазвучала «Милашка», он сказал: «Под такое надо танцевать». И мы танцевали: он без рубашки, в растянутых трусах, я в его рубашке на голое тело. Мы кружили по голому полу, а над нами плавал сигаретный дым. В то утро я совершила первый грех любви: приняла красоту и хороший саундтрек за знание.

Ему следовало бы спросить «Какое утро? Какую пластинку», а он с ходу ответил:

– Вана Моррисона?

Я кивнула, покачала головой, опять кивнула.

– Я знаю, что ты был счастлив. Я это чувствовала. Я просто знаю.

Боже, как я его любила! Не совсем его… Давайте попробую снова: я любила его образ. Что там он мне говорил о своей матери? Невозможно забыть сказки, которые мы себе рассказываем, даже если их должна была вытеснить правда. Вот почему он какое-то время так меня обожал: потому что я видела в нем прекрасного, измученного, падшего героя. Я видела спасение и искупление. За красивым образом я не видела реального человека. Сплошь обещания и самообман, одно слово – «Новенькая».

Я, сколько могла, ждала, чтобы он что-то сказал. Он смотрел на барную стойку, скреб висок под шапкой – я впитала и запомнила этот жест. Схватив пригоршню салфеток, я промокнула щеки, вытерла сопли. Я поцеловала уголки его губ. На вкус он был само совершенство: соленый и горько-сладкий. Я почувствовала, как он отстраняется, уходит в себя. Я знала, что очень и очень долгое время мне будет хреново. Схватив букет сирени, я попрощалась с Джорджи и соскользнула с табурета.

Сирень начала осыпаться, пока я шла через мост. Телефон у меня дважды загудел, и я его выключила. Город сиял, и я чувствовала себя недосягаемой. Меня охватило ощущение чего-то бесшабашного – такое, наверное, испытывают сорвавшиеся с якоря корабли. Я словно бы вновь оплатила проезд по платной трассе, получила доступ в город, право на участие в неведомой гонке. Да, я снова чувствовала свободу, пусть и лишилась былых надежд. Я могла бы идти всю ночь напролет. Сколько раз меня не пускали куда-то, сколько раз я стремилась быть принятой, сколько раз просила разрешения… Теперь это и мой город.

VI

Что с того, если с булавки, которую она вколола в свою шляпу цвета барвинка, стерлась позолота? В нашем ресторане обедали многие знаменитости: бывшие президенты и мэры, актеры и определившие свое поколение писатели или узнаваемые по прическам финансисты. А еще у нас бывала уйма ничем не выдающихся гостей с особыми потребностями: слепая женщина, которой надо было зачитывать вслух блюда дня, мужчины, приводившие бойфрендов по пятницам и жен по воскресеньям, эксцентричные коллекционеры произведений искусства, которые сидели в баре, заказывали мартини, а после выпивали целую бутылку красного за ланчем. Почему же я так любила миссис Кирби?

Она была такой хрупкой. Она принадлежала к редкому, исчезающему виду существ – хотя бы по тому, как впархивала в зал в диковинных шляпках, в ажурных чулках и на высоченных шпильках. Иногда она смотрела перед собой в пустоту, и я спрашивала себя, стану ли я такой же, обрету ли способность удовлетворенно уходить в себя, вспоминая свои промахи или почти промахи, свою историю.

– Эй, Ник, можно мне взять «Флери»?

– Не доливай ей, Флафф.

– Да брось…

– Она отключится.

Я вздохнула.

– Ну и что, если отключится? Должны же у старости быть какие-то привилегии. Ты вот, например, способен заснуть в любое время, в любом месте.

Подмигнув, он протянул мне бутылку.

– Спасибо, – сказала миссис Кирби, разглаживая завиток у уха. – Этот подлец за стойкой вечно мне недоливает. Он думает, я не знаю, а я знаю.

– Ники хороший. Просто ему надо время от времени об этом напоминать. Вам понравилось «Флери»? Сейчас это самое любимое мое крю.

– Почему?

До сих пор миссис Кибри задавала мне лишь один вопрос из этой категории: почему у меня нет парня. Сегодня щеки у нее румянились наливными яблочками, взгляд был ясный. У нее выдался хороший день, и я подумала, она будет обедать у нас вечно. Взяв ее бокал, я понюхала.

– Божоле – своего рода гибрид. Красное, которое пьется как белое, мы даже его охлаждаем. Возможно, поэтому ему не везет, оно ни в одну категорию не вписывается. Никто не воспринимает сорт «Гамэ» всерьез: вино слишком легкое, слишком простое, нет структуры. Но… – Я покрутила бокал, и это было так… оптимистично. – Мне нравится думать, что оно… нетронутое. Само название «Флери» напоминает о цветах, верно?

– Девушки любят цветы, – рассудительно констатировала она.

– Верно. – Я поставила ее бокал и придвинула его к ней на два дюйма ближе, чтобы он оказался в поле ее зрения. – Но все это ничего не значит. Просто оно чем-то во мне отзывается. У меня ощущение, что меня пригласили им насладиться. Я чувствую розы.

– Да что на тебя нашло, деточка? В чертовом вине нет никаких роз. Вино – это вино, вино развязывает язык, и танцевать после него веселей. Вот и все. По тому, как вы, детишки, разговариваете, можно подумать, все на свете вопрос жизни и смерти.

Я рассмеялась.

– А разве нет?

– Да вы жизни-то еще не видели!

Я подумала, как пойду покупать себе вино, как пробегу взглядом по различным крю божоле на полках, как «Моргон», «Кот де Врульи» и «Флери» поманят обещаниями рассказать свою историю и как, глядя на этикетки, я буду видеть разные цветы. Я подумала про дикую землянику, которую сегодня утром привезли с «Маунтин-Суит-Берри-Фарм», и как повара бережно выставляли лотки на бумажные полотенца так, чтобы они не касались друг друга, точно ягоды могут распасться на молекулы, и как их аромат вызывал эйфорию. Эти ягоды ничуть не походили на клубнику из магазина – скорее уж на мои набухшие соски, когда я кончила только от того, что Джейк их касался. Я думала о том, что никогда больше не буду покупать помидоры не в сезон.