Читать книгу "Изнанка судьбы - Алина Лис"

— Давай уже! Иди пьянствовать, как собирался, не приставай к девочке, — тон Тильды был суров, но глаза смеялись.

Незнакомец еще раз поклонился, послал мне воздушный поцелуй и испарился под ручку с Фернандом.

— Горюшко наше, — вздохнула фэйри. — Опять ведь избитый приползет, работать не сможет.

— А я люблю, когда он смешной, — голос Фэй был мечтательным. — Такое вытворяет, лапушка.

— Простите, а это кто? — робко спросила я, не понимая, как могло случиться, что за предыдущие пять дней черноглазый красавчик ни разу не попался мне на глаза, и отчего он кажется таким невероятно знакомым.

— То есть, как это «кто»? — удивилась Тильда. — Паоло.

— Она его не узнала, — в полном восторге запищала Фэй. — Одуреть можно! Вот Паоло обрадуется, когда услышит!

Я сидела с отвисшей челюстью. Ну конечно! Вот где я видела раньше эти бархатные глаза и нежные черты лица. Но как далека была гибкая серна от развязного наглеца!

— Так Паола на самом деле — мужчина? — зря я думала, что после Фэй ничто не сможет удивить меня.

— И мужчина тоже, — хихикнула скрипачка. — Временами. Хотя ей больше нравится девочкой. А жаль.

— Ничего не жаль, — фыркнула Тильда. — Проще зарезаться, чем разгребать выходки этого шельмеца. Как свинья, лезет в самую грязь.

В обычные дни скромная Паола скрывала в себе очаровательного нахала Паоло, как ларец скрывал драгоценность. Но временами бессовестный мальчишка прорывался наружу, чтобы устроить дебош на несколько дней. Фэйри не до конца контролировала эти превращения, зачастую мужчина в ней просыпался в самый неподходящий момент. Закатывая глаза и разве что не облизываясь от восторга, Фэй пересказала подробности одного подобного конфуза, когда молодой аристократ внезапно обнаружил, что сжимает в своих объятиях не прелестную полуобнаженную девушку, а хохочущего юношу. И все бы ничего, но юнец начал делиться с незадачливым влюбленным постельной наукой, щедро перемежая свою речь непристойностями, а напоследок предложил помериться рабочими инструментами — мол, надо же выяснить, у кого длиннее.

Как и предсказывала Тильда, Паоло вернулся под утро. Не избитый, но мертвецки пьяный. Весь следующий день он показательно страдал от похмелья, ныл и требовал внимания. Я провела несколько часов у его постели, выслушивая жалобы, скабрезности, комплименты и подробности его вчерашних похождений. Вопреки сложившемуся у остальных артистов впечатлению, двигала мною вовсе не жалость, а махровое любопытство. Но разговорить болтуна-Паоло оказалось не проще, чем молчунью-Паолу. Велеречивый фонтан слов изливался из него непрерывным потоком, и выцепить в этом информационном шуме что-то полезное не представлялось возможным. К вечеру болящий страдалец оклемался и тихонько улизнул, пока я ходила готовить ужин для труппы.

Когда же на следующий день я набралась храбрости прямо спросить у оборотня о его способности, он нагло улыбнулся и предложил показать. Наедине. И чтобы я тоже была голая, иначе он стесняется.

— Не лезь к Паоло, — вечером сказала Фэй. — Она же не спрашивает тебя про любовника и про флейту.

Глава 10. Во власти теней

Юнона

Что-то в недрах замка чуть слышно щелкнуло. Юнона продвинула шпильку чуть дальше, надавила сильнее.

И сломала.

Ругнувшись вполголоса, вынула обломок, швырнула к десятку других и со вздохом признала, что врезной альбский замок — из тех, что куда чаще ставят на сейфы, чем на двери гостевых покоев, — оказался ей не по зубам.

«Магия развращает», — зазвучал в ушах голос Мартина. — «Мы привыкаем к ней и становимся беспомощны».

Юнона мысленно согласилась с первым Стражем.

Она выпрямилась, еще раз пленной тигрицей обошла свою темницу. Две комнаты, обставленные с почти вызывающей роскошью, на грани безвкусицы — у Отто всегда было плохо с чувством меры. Мебель из красного дерева, резная, в позолоте и аляпистых розочках. Пышный ворс ковра, в котором ноги утопают почти по щиколотку, багряные тканые обои с золоченым узором на стенах.

И очень прочные, вцементированные в стены решетки на окнах за тонким марунским стеклом стоимостью как породистый жеребец.

Эти решетки странным образом лишали чересчур роскошные покои налета вульгарности.

Приоткрыв створку, Юнона коснулась стального переплетения. Совсем новые, не успели покрыться ржавчиной.

Она уже рассмотрела все возможные варианты побега через окно и отбросила как нереалистичные. Напильника у нее не было, а выломать решетки возможно, только выломав половину стены.

Раньше это не стало бы препятствием, но теперь…

Тень молчала. Так же, как молчала вчера, и третьего дня, и несколько недель назад, когда Отто втолкнул ее в эти комнаты и запер замок на двери.

Очень тяжелой и прочной двери из мореного дуба. Очень хороший и сложный замок.

Кроме замка дверь с той стороны запиралась за засов, Юнона уже научилась различать его стук.

Нет, выход из роскошной клетки лежал через людей, ее охраняющих.

Через Отто.

Слуги в замке преданы своему хозяину, а если даже они польстятся на ее посулы или побрякушки, никто, кроме Отто, не вернет ей тень.

Первый порыв — бежать, бежать как можно дальше и лишь затем, зализав раны, призвать своих братьев и должников, чтобы отомстить, — уже прошел. Ей придется самой сразиться с Отто. Наверное, ей даже нужно, необходимо самой сразиться с ним.

Но для этого придется вспомнить, что слабость тоже может быть силой.

Она подошла к зеркалу и неодобрительно уставилась на очень худую всклокоченную и неухоженную женщину с безумным взглядом.

Хорошо хоть синяки и засосы почти сошли.

И все же так никуда не годится. Тело — ее оружие, а за оружием надо ухаживать.

Она снова подавила желание разнести полкомнаты при мысли о том, что случилось здесь. Обжигающе-яркая злость в равной мере на фон Вайгера и на себя.

Как глупо, невероятно глупо она повела себя в первый день! Пусть Отто — жалкое ничтожество, живущее в иллюзиях. Говорить ему это в лицо, находясь пленницей в поместье фон Вайгера, было верхом самонадеянной глупости.

Юнона требовательно дернула шнур колокольчика, призывая слуг — пусть готовят ванную.

— Я случайно разбила окно. Пусть уберут осколки.

Если прислуга и не поверила в «случайно», вида не показала. Когда Юнона покинула ванную — распаренная, отскоблившая себя мочалкой до почти малинового цвета, — пол был выметен, а само окошко завешено плотной тканью.

Во всех ее действиях, и в особенности в том, с какой неожиданной яростью она царапала и терла кожу мочалкой — почти до крови, — было что-то нездоровое, лихорадочное. Но лучше так, чем снова превратиться в беспомощную амебу.