Читать книгу "Посмотрите на меня. Тайная история Лизы Дьяконовой - Павел Басинский"

— Например, то, что я — бедный литовец, Маша — дочь богатого купца, вы — некрасивая девушка, которая втайне мечтает о замужестве?

На этот раз молчала она.

— Вы на меня обиделись?

— Нет… Вы откровенно сказали то, что думаете и что думают обо мне другие, но не говорят из деликатности. К черту деликатность! Я своей жизнью докажу, что вы неправы!

— Что вы докажете?

— Что предназначение женщины не только в том, чтобы выйти замуж и нарожать детей…

— Вы суфражистка?

— Зовите меня как вам угодно. По-моему, я — Елизавета Дьяконова! И это самое главное!!

— Так это и есть то “трансцендентное”, что вы хотите доказать? Но зачем это доказывать? Кому? Все и так знают, что вы Елизавета Дьяконова. И что из того следует?

— Однажды вы это увидите.

Вот о чем он думал сейчас, когда вместе с проводниками шел по горной тропе. Он брал с собой много вина, пил сам и поил проводников. Им это нравилось. Они похлопывали его по плечу и в шутку называли Herr Offizier.

Что она хотела всем доказать? Разговаривать с Лизой на эти темы было бессмысленно. На нее не действовали никакие аргументы. Или, скажем, у него в арсенале не было аргументов, которые смогли бы ее в чем-то убедить. О, если бы она была суфражисткой! Если бы она просто боролась за права женщин, за права тех, у кого нет настоящих прав. Тут они друг друга поняли бы! Да, собственно, и понимали без всяких слов. Какого черта, например, он должен был венчаться с Машей в русской православной церкви! Какого черта согласился с тем, чтобы его называли теперь не Юргис, а Георгий, не так, как называла родная мать!

Но она не была суфражисткой. Она была Лизой Дьяконовой. А что это такое, она и сама не понимала. Но это было то, что она хотела кому-то доказать всей своей жизнью. И смертью. Да, смертью прежде всего — это так ясно.

Теперь ему казалось, что мертвая Лиза как будто подсмеивается над ним на каждом шагу. На всем пути их поисков она расставила вешки-символы, указывавшие на то, что все их усилия бесполезны и тело ее никогда не найдут. Вершина Unnütz, на которую они поднялись и где Лизы, разумеется, не было… С немецкого название горы переводится как бесполезный, никчемный, ненужный, излишний, тщетный, напрасный…

Что-то подсказывало ему, что искать Лизу нужно не там. Но он нанял самых опытных проводников, которые знали эти места с раннего детства. Как он мог с ними спорить? После Unnütz они отправились по деревням, в которые могла бы попасть Лиза, если бы перепутала тропы. Деревенька Aschau… Кажется, это переводится как зола, пепел. Kramxach… Слухом лингвиста Юргис тотчас услышал это немецкое Kram — хлам, рухлядь, барахло. Проводники говорили, что это самое обычное дело в горах — подвернуть или сломать ногу, а потом замерзнуть. Третья деревня называлась Brixlegg — что-то непонятное, но связанное с ногой. Наконец его терпение лопнуло. “Если бы она сломала ногу, — сказал он, — мы бы ее нашли! Как она могла добраться до деревни со сломанной ногой?!” Они смотрели на него насмешливо. “Herr Offizier, вы плохо знаете наши горы! Просто доверьтесь нам, и, вот увидите, мы найдем эту девушку живой или мертвой. Скорее всего, мертвой. Но если она еще жива, то только благодаря тому, что добрела до какой-нибудь деревни. Скажите, кто вам нужнее: ваша живая родственница или ее мертвое тело? Скажите, и мы последуем вашим желаниям…”

Черт бы их побрал! Даже в этих правильных рассуждениях чудилась насмешка Лизы, которая всегда цеплялась к словам, всегда выворачивала их наизнанку! Как он мог объяснить им, что девушка, которую они искали, не ходила ни на Unnütz, ни в Aschau, ни в Kramxach, ни в Brixlegg, ни куда-то еще, куда бы отправился нормальный человек в здравом уме?

На третий день Юргис понял, что ошибся. Нужно было не проводников нанимать, а идти одному. Взять побольше вина и идти в горы одному. Искать Лизу наобум, с риском для собственной жизни. Там, где ее быть не могло. Тогда был бы шанс. Может быть, он даже нашел бы ее живой. Но он тупо шагал за проводниками, а они самоуверенно заполняли на карте квадрат за квадратом и веселели с каждым заштрихованным квадратом, думая, что район поисков сужается. Что он мог сделать? Он действовал по правилам. Ради спокойствия жены и тещи, которые, когда Лизу не найдут (в чем он был уверен!), потребуют у начальника местной общины справку, что все “необходимые меры” для поиска тела были предприняты.

Из его головы не шел этой проклятый ручей Luisenbach! От него они начинали поиски Лизы. “Как это мило с их стороны! Они уже назвали ручей моим именем!” Уже назвали!

Он вдруг вспомнил удивительную картину, которую видел на Кавказе. Скромное деревенское кладбище, разбитое у подножья крутой горы. Сразу над ним — горный уступ, затем — второй… третий… четвертый. Кладбище — как первая ступень вверх.

“Земные ступени, земные ступени…” — бормотал про себя Юргис и, тупо следуя за проводниками по горным тропам, постоянно оглядывался назад, вниз. Словно они, поднявшись в горы, пропустили какую-то первую, самую главную, ступень.

Водопад, который образовывал ручей у подножья горы, тоже назывался Luisenbach. Однажды Юргис не выдержал и спросил проводников: почему они не ищут тело в районе водопада? Это случилось, когда из Инсбрука прибыл охотник-поисковик со специальной собакой сенбернаром. Один вид пса внушал уверенность в успехе. И действительно, несмотря на то что недавно выпал снег, пес уверенно взял след и вел по нему так, что приходилось за ним бежать. Но вскоре собака остановилась, виновато посмотрела на своего хозяина и заскулила.

“Странно, — произнес хозяин. — Не взлетела же она по воздуху?” “Это она и сделала!” — чуть не завопил Юргис.

К тому времени у местных уже поубавилось самоуверенности. Но этот вопрос не мог не вызвать у них улыбки.

— Herr Offizier, — сказал самый старый и опытный из них, — мы понимаем ваше беспокойство. Но искать девушку на водопаде не имеет смысла. К водопаду ведет одна тропа, и она идет от гостиницы. По ней мы проходим каждый день, туда и обратно. Весь водопад просматривается с этой тропы как на ладони. Предположить, что ваша родственница добралась к нему как-то иначе, в длинном платье и женских башмаках, так же невероятно, как допустить, что она летает по воздуху. Всякий, кто отважится пойти к водопаду иным путем, чем тот, что ведет от гостиницы, непременно свернет себе шею. Но в таком случае мы бы давно заметили тело. Или, простите, стаю ворон над ним…

— Но если бы она упала в водопад? — спросил Юргис.

— Что ж, в таком случае ее тело вынесло бы в исходную точку, в то место, откуда мы каждый день начинаем наши поиски.

Непробиваемая уверенность тирольцев выводила его из себя. Они не понимали, с кем они связались.

Из его головы так и не выходил этот проклятый английский башмак! Он постоянно торчал в его глазах и смеялся над ним. И так же смеялась она, когда уходила в горы.

“Вы меня не знаете”, — возражала она на любые попытки ее удержать. Она и правда очень изменилась… С тех пор, как уехала в Париж… Во время разговора за ужином возмущалась костюмом Маши и говорила, что парижские мужчины волочатся за ней толпами, а их жены просто свихнулись с ума от ревности. “Представьте! Французы отказываются называть меня Луизой! Говорят, что Лизетт больше подходит для гризетки! Они все называют меня Лидией или даже Лилией! И еще они называют меня Sainte-Vierge[70]”.