Читать книгу "Оранжевый - хит сезона. Как я провела год в женской тюрьме - Пайпер Керман"

Усталая, я вернулась в нашу тюремную крепость.

– Скоро настанет и ваш черед, – сказала я Норе и Эстер-Анне.

Мы сумели добиться перевода в шестиместную камеру с тремя другими женщинами, так что теперь были еще и соседками. Я быстро заснула.

Хуже всего в исправительном центре было то, что там абсолютно нечем было заняться. На полке лежала жалкая кучка дерьмовых книг, а на столах – колоды карт. Два адских телевизора работали без остановки и орали на полную громкость. В Оклахома-Сити тоже было нечем заняться, но там хотя бы было чисто и спокойно, а места – в десять раз больше. К счастью, в Чикаго мы получали почту, и мне снова начали приходить письма и книги. Я делилась книгами с новыми сокамерницами.

Оказываясь в беде, ты обращаешься к тем, кто может помочь и понять. Я взяла ручку и написала единственному человеку на воле, который хотя бы примерно представлял мое положение, моему другу по переписке Джо, бывшему грабителю банков. Он тотчас ответил.

Дорогая Пайпер,

я получил твое письмо. Спасибо, что напомнила мне, как сильно я ненавидел Лос-Анджелесский центр исполнения наказаний. Я смеялся как ненормальный, читая, что ты скрываешь дату своего рождения от болтливой соседки с астрологическими наклонностями. Это просто умора. Наверное, она там с ума сходит.

Месяц назад я был в Нью-Йорке и встретился с твоим парнем Ларри. Классный малый. Мы посидели в уютной кофейне недалеко от вашего дома. Здорово, что тебе есть куда пойти, когда тебя окончательно освободят из временной квартиры.

К слову, я сидел в Оклахома-Сити (на пути из Калифорнии в Пенсильванию) целых два месяца. Я был из тюрьмы с высоким уровнем безопасности, так что все это время мне пришлось провести в одиночке. В разгар лета. Я страдал. Черт, я так счастлив, что уже отмотал свой срок. Я неплохо справлялся, но снова пробовать не хочу. Лучше уж закопать этот талант поглубже в землю.

Ты сказала, что встретилась со старыми сообщницами и сначала было тяжеловато. Удивительно, как страдания мгновенно объединяют людей. Когда-то я сидел в калифорнийской тюрьме, но затем попал в окружную, чтобы получить новый срок. Я провел там месяц и не мог дождаться возвращения в федеральную тюрьму. Мне недоставало старого распорядка, друзей, своей одежды, лучшей еды. Так что я понимаю твое желание вернуться в Данбери. Когда-то я и сам чувствовал такое.

В общем, не сдавайся, Пайпер. Еще немного – и все будет позади. Не полностью, но по большей части.

До скорого.

Мира тебе.

Джо Лойя

Мне хотелось лишь вернуться в настоящую тюрьму, то есть в Данбери. А затем отправиться домой.

Исправительный центр явно испытывал мою выдержку и силу воли. Слава богу, у нас были хотя бы предметы женской гигиены, на каждом из которых красовалось имя Боба Баркера[11]. Мне наконец позволили купить в тюремном магазине шампунь, кондиционер, марки, кое-какую еду и маленький пинцет. Мои брови пребывали в удручающем состоянии, но зеркал в нашем блоке не было, поэтому нам с сестрами Йенсен приходилось выщипывать их друг другу. Я отжималась и делала приседания, но найти укромное место для занятий йогой у меня не получилось – в нашей шестиместной камере за мной все время кто-нибудь наблюдал. Кроме нас троих там жила одна эминемщица, веселая великанша Малышка и новая испанская цыпочка по имени Инес, которую тоже вызвали в Чикаго на суд.

Когда Инес впервые арестовали, одна из заключенных в окружной тюрьме брызнула ей чистящим средством в глаза, из-за чего та лишилась зрения. После девяти операций зрение к ней частично вернулось, но Инес стала ужасно чувствительна к свету, в связи с чем ей разрешалось носить огромные, прилегающие к голове темные очки. Инес только что отметила свой пятидесятый день рождения – мы все постарались, чтобы праздник удался.

Теперь я скучала не только по Данбери, но и по Оклахома-Сити. Сестры Йенсен разделяли мое мнение. Мы мечтали «в кандалах потанцевать» на летном поле и снова и снова повторяли себе: «Бывает и хуже». Мы каждый день произносили эту фразу вслух, магическим образом пытаясь отогнать от себя возможность того, что наша ситуация может стать еще неприятнее.

Раз в неделю женскому блоку предоставляли «привилегии». Нас на некоторое время приводили в спортзал – точь-в-точь как в школе 1970-х годов постройки, – где валялись спущенные баскетбольные мячи и не было никакого спортивного инвентаря (если не считать единственного медбола), или в юридическую библиотеку, где были собраны дешевые книги в бумажных обложках и древние правовые кодексы. По дороге туда и обратно нас сопровождал надзиратель – и мы весьма напоминали одну из групп детского сада. Шагая по коридорам, мы всегда встречали работающих мужчин-заключенных: они обладали гораздо большей свободой движения, и это меня безмерно злило. Чтобы попасть в спортзал, нужно было пройти мимо кухонь, где на нас неизменно глазели полные надежд арестанты.

– Дамочки, чего вам наверху не хватает? – однажды спросил один из них, пока нас вели к лифту.

– Фруктов! – крикнула я.

– Отправлю тебе бананов, блондиночка!

Я едва не завизжала от радости, узнав, что Ларри собирается меня навестить. Мне пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы не забраться на стол и не начать танцевать. Но мне вовсе не хотелось стать объектом худшего из тюремных грехов – зависти других заключенных. Так что я не высовывалась. К тому же я вообще уже сомневалась, что мне когда-то еще повезет в этой жизни.

В ту субботу, когда он должен был приехать из Нью-Йорка, я приняла горячий душ. Одна из арестанток подсказала мне, что утром есть короткое окно, в которое нам почему-то подают горячую воду. Фенов в исправительном центре не было, поэтому я просто заправила мокрые волосы за уши. Затем я зашла в туалет и посмотрелась в металлическую пластину, прикрепленную над раковинами вместо зеркала. Пожалуй, даже к лучшему, что я не видела собственного лица. На стене я заметила карандашные царапины – другие заключенные делали подводку для глаз, смешивая графитную пыль с вазелином. Я таким навыком похвастаться не могла.

Время посещений в Чикаго было очень ограничено. Я нервно смотрела на часы, а сестры Йенсен нервно смотрели на меня.

– Он приедет, – уверяли они.

Их интерес к его визиту казался мне довольно трогательным – они разговаривали о Ларри так, словно сами его знали. Мне было жаль, что муж Эстер-Анны не может навестить ее в Чикаго. Он жил неподалеку от той тюрьмы, где она отбывала свой семилетний срок.

Когда пролетело больше часа отведенного на свидания времени, я уже не помнила себя от волнения. Я понимала, что происходит. Управлявшие исправительным центром болваны не позволили Ларри войти. Я не сомневалась в этом – местные работники были совершенно некомпетентны во всех сферах, с которыми я уже соприкасалась, так с чего бы им быть умнее в отношении визитов? Я была измучена и разгневана – ужасное сочетание.