Читать книгу "Дешевая магия - Келли Армстронг"

– Наконец-то! – воскликнула Саванна. – Знаешь ли, в этом доме только одна ванная!

Он прошел мимо нее, не произнося ни звука, его шаги эхом отдавались в холле.

– Мы сегодня утром не в духе, – крикнула она ему вслед.

Саванна закрыла дверь и занялась собой. Но то, что она делала, не имело никакого отношения к утреннему туалету, как следовало бы ожидать. Вначале она расчесала волосы – моей щеткой. Затем она попробовала новую помаду – мою. Потом она пошуровала в нижней части шкафчика и достала мой припрятанный запас дорогого шампуня и кондиционера – причем продукции, хочу заметить, предназначенной для вьющихся волос. Наконец девчонка схватила мои духи и побрызгалась ими так, словно это был освежитель воздуха. Мне пришлось прикусить губу, чтобы не заорать.

Затем она решила принять душ. Когда Саванна начала раздеваться, я отвела взгляд и стала смотреть в другую сторону. Через несколько минут в таком положении у меня на глаза навернулись слезы. Когда я наконец снова посмотрела на Саванну, она стояла перед зеркалом. Просто стояла там, рассматривала себя и хмурилась. Я снова отвернулась.

– Ну, теперь я женщина, – пробормотала она своему отражению. – Эх, скорее бы у меня стало нормальное тело! Ну, сколько еще ждать?!

С этими словами она шагнула к ванне и забралась в нее. Когда она включила душ за занавеской, я выбралась из укрытия, рванула к двери, остановилась, шагнула назад, быстро прополоскала рот и ушла.

Одевшись, я зашла в кухню и увидела там Кортеса, изучающего содержимое холодильника. Когда я вошла, он поднял голову, посмотрел за мою спину в поисках Саванны, затем притянул меня к себе, чтобы поцеловать.

– Как я предполагаю, это последний поцелуй на сегодня, – сказал он, затем принюхался. – Приятно пахнешь.

– Непреднамеренно, – пробормотала я. – Моя мама всегда предупреждала меня, чтобы я не использовала заклинание, делающее тебя невидимой, с целью по шпионить за кем-то – или можешь увидеть что-то, чего не хочешь. Я только что узнала, почему мой шампунь и духи исчезают так быстро. И теперь я знаю, почему мои друзья всегда жаловались, что их сестры или братья пользуются их вещами. – Я схватилась за дверцу холодильника. – Ты с этим сталкивался?

– Нет, – он покачал головой и заглянул в почти пустой холодильник. – Я рос единственным ребенком, как и ты.

Я замерла на месте, запутавшись. Я знала, что у него есть три старших брата. О, погодите. Я вспомнила, что Лия говорила о его появлении на свет, что он… Я не могла подобрать нужное слово. О, я знала несколько: незаконнорожденный, зачатый вне брака, ну и также одно нехорошее слово, которое я не могла произнести в присутствии Кортеса. Все они казались такими негативными, такими архаичными. Может, термины и стали архаичными потому, что в таком определении совершенно нет необходимости. Если зачатие ребенка происходит во время интрижки не состоящих в браке родителей, то можно говорить о сомнительном поведении родителей, а не ребенка. Если и можно кого-то осуждать, то только их. В двадцать первом веке мы должны быть достаточно просвещенными, чтобы это понимать. Тем не менее, если судить по тому, как об этом говорила Лия, как она подбирала выражения, как бросала колкости, я знала: остальные члены мира Кабал-кланов не позволят Кортесу об этом забыть.

– Да, немного тут всего, – заметил он, заглядывая мне через плечо. – Если яйца еще не стухли, то могу сделать омлет. Да, я помню, что делал его вчера, но мой репертуар очень ограничен. Это или омлет, или сваренное вкрутую яйцо, хотя я славюсь тем, что могу доварить их до состояния мяча для игры в гольф.

– Ты уже достаточно всего сделал. Я приготовлю завтрак. Яйца, блины или гренки, поджаренные в молоке с яйцом? – я посмотрела на хлеб, по краям которого уже пошла плесень. – Про гренки забудь.

– Готовь, что легче.

– Блины, – заявила Саванна, заходя в кухню.

– Ну тогда ты накрываешь на стол, а я готовлю.

ГОЛОСОВАНИЕ

К тому времени, как завтрак – или мне следует сказать: нечто среднее между завтраком и обедом? – закончился, уже перевалило за полдень. Кортес заявил, что сам уберет со стола, и также настоял, чтобы ему помогла Саванна. Я взяла кружку с кофе и направлялась в гостиную, когда зазвонил телефон. Кортес взглянул на дисплей.

– Виктория Алден. Подождем, пока сработает автоответчик?

– Нет, я возьму трубку. После последних нескольких дней Виктория – это проблема, с которой я в состоянии справиться… Алло, Виктория, – сказала я, снимая трубку.

Молчание.

– У меня же определитель номера на аппарате. Забыли? – спросила я. – Великое изобретение.

– Сегодня утром ты больно веселая, Пейдж.

– Да, веселая. Толпа перед домом рассосалась. Журналисты прекратили звонить. Определенно все налаживается.

– Значит, угон машины Маргарет, и вызов полиции прошлой ночью на кладбище ты считаешь улучшением ситуации?

– О, ничего страшного не случилось, Виктория. Мы были очень осторожны. Полиция не знает, что на кладбище появлялась я. Они даже не звонили.

– Я звоню относительно будущего одной из членов нашего Шабаша.

Я замолчала, затем поморщилась, моя эйфория проходила.

– О, наверное речь идет о Кайли? Она решила покинуть Шабаш? Послушайте, я с ней разговаривала и еще поговорю, когда все это закончится.

– Речь не о Кайли. О тебе.

– Обо мне?

– Услышав о твоей последней выходке, мы сегодня утром созвали экстренное совещание Шабаша. Тебя исключили из Шабаша, Пейдж.

– Что… вы… – слова высохли у меня на языке.

– Мы провели голосование, восемь ведьм против твоего членства, трос за, двое воздержались. Шабаш принял решение.

– Н-нет. Восемь против трех? Этого не может быть. Вы это подстроили. Вы вероятно…

– Если хочешь, позвони Эбигейл. Я уверена: она – одна из трех, кто голосовал за то, чтобы позволить тебе остаться. Она скажет тебе, что все было честно. Ты знаешь правила исключения, Пейдж. У тебя есть тридцать дней, чтобы покинуть Ист-Фоллс, тебе запрещается брать что-либо из принадлежавших твоей матери…

– Нет! – заорала я. – Нет!

Я бросила трубку на рычаг. Не поворачиваясь, я почувствовала за спиной Кортеса.

– Они меня исключили, – прошептала я. – Они проголосовали за то, чтобы выгнать меня из Шабаша.

Если он и ответил, я не слышала. У меня в ушах пульсировала кровь.

Каким-то образом мне удалось сделать три шага до кресла, и я в него рухнула. Кортес устроился на ручке кресла, но я от него отвернулась. Никто не сможет понять, что это для меня значило, и я не хотела, чтобы кто-то даже пытался. Когда Кортес склонился надо мной, его губы зашевелились, и я приготовилась услышать неизбежное «Мне так жаль».