Читать книгу "Рыжий - Джеймс Патрик Данливи"

Дэнджерфилд на Бромптон Роуд. Поднимает руку. Останавливается такси. В Тутин Бек. Говорят, что это подходящий район для психиатрических больниц. Через Темзу.

По странным улочкам пригорода. Часовая башня напоминает свихнувшуюся луну. Лицо юной девушки. Мистер Клоклан предупредил меня о вашем приезде и распорядился провести вас в его комнату. По темному дому, в котором царит беспорядок, тросточки и шляпы. Милая девушка, ты из Ирландии? А вы — мистер Дэнджерфилд. Мистер Клоклан мне много рассказывал о вас. Но я не верю всему, что он говорит об Ирландии. Потому что я не видела, чтобы происходило то, о чем он рассказывает. Происходило, происходило, не сомневайтесь.

Идет вслед за ней по темной лестнице. На стене картина не от мира сего с горным пейзажем. В спальне стоит розовая постель, стол завален газетами. Портрет зверской физиономии. Она говорит, что мистер Клоклан выдающийся коллекционер, но такое искусство ей ничего не говорит. Я хочу понимать, что я вижу перед собой. И догадались бы вы о том, что изображено на этой картине, если бы я ее вам показала?

Дэнджерфилд вынул из шкафа черный твидовый костюм в крапинку. И мне так идет эта белая рубашка, уж и не припомню, когда я надевал такую в последний раз. И красивый зеленый галстук. Носки и туфли. В холле возьму тросточку. И засуну немного бумаги в шляпу, чтобы она сидела так, как надо. Прощайте, милая девушка. Рада была с вами познакомиться, сэр.

Вниз по коричневым каменным ступенькам. Мое преображение озадачило таксиста. Извините меня, сэр, но вы не выглядите, как тот человек, который зашел в дом. А я и есть другой, за исключением белья. И побыстрее обратно в город. Прямо на Трафальгарскую площадь, чтобы я мог взглянуть на рождественскую елку.

И поглазеть на множество ярких огней. На них приятно смотреть. Я вышел из моей лишенной солнечного света комнаты. А вот и Пикадилли. Водитель, ты слышишь? Езжай по кругу. Я чувствую, что и я имею какое-то отношение к этим улыбкам и песням. Посмотреть только на них. Никак не могу насмотреться. Мне нужно еще и еще. И я знаю, что бары переполнены.

Машина несется по улицам, мимо высоких, напичканных конторами зданий. А затем я приказал таксисту проехаться по узеньким улочкам, чтобы увидеть, не безумствует ли кто в темных подъездах и не происходит ли отступление от норм морали. Я заметил дверь, нужно остановиться и пропустить стаканчик бренди. А теперь я позвоню из этой миленькой телефонной будочки.

— Это ты, Мак?

— Ну уж, понятно, что не Кромвель и не его мать. Тебе письмо.

— Уничтожь его.

— От О’Кифи.

— Слава Богу.

— Что ты там тянешь резину, Дэнджерфилд. Нам уже сообщили, что твои карманы набиты купюрами, и, как я уже тебе говорил, я не оставлю тебя. А что касается денег, то тут сегодня много американцев, и я убежден, что они будут рады встретить брата в этой чужой стране.

— Отлично. Именно это мне и нужно. На поверхности земли появилась золотая жила. Клоклан, вот кто меня понимает.

— Я только что послал телеграмму папе римскому с просьбой, чтобы тот его канонизировал, как только сердце его перестанет биться. И, Дэнджерфилд, я купил специально для тебя говяжью почку и нашпиговал ее чесноком. А теперь приезжай сюда, потому что я буду вынужден отдать ее другим, обретающимся здесь изголодавшимся существам. Они уже заглядывают через мое плечо на дымящееся мясо. Я жарю его на самом лучшем жире, а как тебе известно, найти его не так-то просто. Я думаю, мы договорились?

— О да, мы сошлись на том, что жир найти совсем непросто. Я люблю жизнь, Мак. У меня красивые белые руки, словно созданные для, чтобы надевать ботинки. И я внимательно слежу за тем, как я веду себя с этими богачами, не забывая при этом обо всех бедняках, которых я знавал в свое время. И я чувствую себя, как дома. И кое-что, совершенно по секрету, хочу тебе рассказать, так что ты можешь раззвонить об этом повсюду. Я знаю, что мой Спаситель жив.

— Дэнджер, я глубоко тронут. Я знал, что хотя на вид ты и суров, но в груди у тебя бьется сердце христианина. И скажу тебе кое-что еще, что, вероятно, тебя весьма удивит. Сегодня вечером сюда придет Мэри. Она получила роль и будет сниматься в кино.

— Ты шутишь!

— Бог мне судья. Она ведь красивая девушка, Дэнджерфилд. Я бы и сам не отказался познакомиться с ней поближе, но знаю, что она любит тебя.

— Я ее обожаю.

— Я думаю, ты бы мог обдумать пути к примирению. С ней ты бы тоже попал в кино, Дэнджерфилд, а мы все уверены, что ты неплохо будешь смотреться на экране.

— Итак, я заканчиваю. А теперь о моей почке. Это очень мило с твоей стороны, Мак. Дождись, пожалуйста, пока ты услышишь, как я спускаюсь по ступенькам, и тогда швырни ее на сковородку, но еще до того, как она изменит свой цвет, переверни ее, а затем положи на мою тарелку.

— Как я догадался, Дэнджер, ты еще не напился досыта крови?

— Совершенно верно. Крови. Пока.

— Пока.

В этом районе стены в квартирах обшиты панелями. Здесь живут богачи. Удивительно, что деньги располагают к лирическому настроению. Но лучше-ка я проверю свою ширинку, потому что женщины как-то уж слишком пристально на меня смотрят. Мэри — актриса. Ужасно. Жалко. Я должен что-то предпринять. Это я во всем виноват, быть может, именно я подал дурочке эту идею. Если она растолстеет, ее уволят. Не сомневаюсь, что свой путь к славе она проложит своей задницей. От кровати к кровати. Подобно тому, как прокладывают себе таким же образом путь к браку. А некоторые — к нищете. Но есть и такие, которые занимаются этим исключительно потому, что получают от этого удовольствие. Слава Богу, есть и такие, которые навсегда отказываются от радостей любви. А теперь, водитель, к Минскому Дому, где произойдет перевоплощение.

Комната была переполнена. Места хватало только для того, чтобы поставить ногу в проеме двери, но я все же пробрался через толпу туда, где аппетитно пахла почка. Все хотели на меня посмотреть, и я им позволил и даже взобрался на стол, чтобы исполнить медленный коровий танец.

— Перси, странный там у тебя дом в Тутинг Бек. И славная служаночка.

— Держи свои грязные лапы подальше от моего персонала. Да у него моя тросточка! Да вы только посмотрите на него с тросточкой. Оставь ее себе и дай мне кусок почки.

— Перси, я готов поделиться с тобой всем, что принадлежит мне в этом мире.

— Прекрати этот треп и дай мне кусок почки.

Мак, улыбаясь, внес этот редкий орган и они яростно набросились на него. Дэнджерфилд, скорчив гримасу удивления, оторвался от языческого пиршества — через головы пирующих. Мак подал ему письмо. Что нового? Посмотрите на мои белоснежные манжеты. Посмотрите. А какой твид, вы только посмотрите, какой твид. Клоклан называл сумму в восемьдесят четыре шиллинга за ярд.

США

Дорогой Хулиган!

У корабля не оказалось балласта и нас швыряло, как орехи в банке, до самых Бермуд, где для меня путешествие закончилось. Но моряки оказались чертовски славными ребятами и дали мне денег, чтобы я, унылый банкрот, добрался до Нью-Йорка. А теперь хочу тебе кое-что посоветовать. Если ты тешишь себя надеждой возвратиться обратно, то, в каком бы затруднительном положении ты там не находился, могу сказать тебе только одно: не делай этого. Когда я попал в Бостон, то вовсю заговорил с английским акцентом, который не вызвал никакого энтузиазма у моих друзей. И еще. Я стал встречаться с дочкой Радклиффов, чтобы перейти наконец к нормальной половой жизни. Но все мои усилия закончились французским вариантом, а вот уложить ее на обе лопатки мне так и не удалось, и это наводит меня на мысль, что я должен обратиться к психиатру.