Читать книгу "Вслед за Ремарком - Ирина Степановская"

– Он бы подумал, что я сумасшедшая…

Таня вздохнула:

– Вот то-то и оно. Но слушай дальше. Мне мой и говорит…

– Какой же он твой? Он же французский, – удивилась Нина.

– В том и беда, что у нас все мужики через два дня становятся «наши». А иногда и сразу, как с ними переспим. И начинается: «Ты поел?», «Ты поспал?», «Как ты себя чувствуешь? Голова не болит? Выпей таблеточку!»

Подруги помолчали.

– И попробуй потом оторви от сердца этого человека, если заботился о нем больше, чем о себе. Тут собаку бродячую два дня покормишь – и все! Считай – твоя!

Нина вспомнила о коричневой собачонке, живущей во дворе автошколы, и о том, что она не кормила ее уже несколько дней.

– Про собаку ты точно подметила.

– Ну вот, француженка испарилась, а Шарль мне и говорит с таким видом, будто он по меньшей мере хочет устроить заговор: «Таня, пока моя жена будет в музее, вы не поможете мне в одном секретном деле?» Я улыбаюсь, говорю: «Охотно!» – а сама думаю, что он для того, чтобы исправить неприятное впечатление, произведенное приездом жены, хочет пригласить меня куда-нибудь: или перекусить, или, быть может, даже на его конспиративную квартиру… Судя по всему, жене он забронировал номер в гостинице. Ну а мне ведь только ласковое слово и нужно: скажи он мне, что жена – это так, для проформы, но что на самом деле он любит меня, так мне этого бы и хватило, чтобы ждать его всю оставшуюся жизнь. Не тут-то было! Он пригласил меня в магазин: помочь выбрать для супруги подарок. Так сказать, сюрприз! Ладно. Едем мы в магазин, я ему даю деловые советы, будто я секретарша на зарплате, а сама думаю: «Ну хоть мне-то какой-нибудь пустячок на память обломится?»

– Обломился? – спросила Нина, хотя уже подозревала развязку.

– Как бы не так! У них, у французов, все добровольно, полная свобода! Хочешь – спи с ним, хочешь – не спи, а подарки никто не принуждает делать.

– Слушай, – сказала Нина, – мне непонятно, за что же ты ополчилась сегодня на Лизу? Ведь если разобраться, ты – любовница женатого Шарля, она – любовница моего мужа Кирилла… Какая между вами разница?

– Очень большая! – покачала своей царственной головой Пульсатилла. – Я на семейные устои не покушаюсь! Мне достаточно только знать, что меня кто-то любит, ну и немножко мне помогает материально, не в ущерб семье. Вот и все! А Лиза хочет захапать то, что ей не принадлежит! Она действует как захватчица, а я сама оказалась жертвой…

– Ну и выбрали вы подарок?

– А как же! Шкатулку из яшмы, инкрустированную золотом и бирюзой. С зеркальцем внутри. Очень красивую. Отдали кучу денег. Выходит его француженка из музея с целой грудой альбомов и уже в кроличьей шапке на стриженой башке, видимо, там внутри умудрилась купить, а муж ей подарочек преподносит. Она развернула, посмотрела, ручками захлопала… Кричит: «Фото! Фото!» Улыбается, довольная. А я внимательно на нее посмотрела: да ведь она просто маленькая обезьянка! Сморщенная, как печеная картошка, и на самом деле уже не очень молодая, просто одевается как девчонка. И он эту обезьянку, значит, любит. А меня, блин, такую раскрасавицу – нет! Ну и сказать мне больше стало нечего…

Нина представила себе московские снега, метель с поземкой, скребущую по плитам тротуара, иностранного вида пару, стоящую на фоне красных стен Третьяковки с кучей сувениров в руках, а напротив – фотографирующую их Пульсатиллу. Высокую, статную, с кипой кудрявых волос, в серо-голубой норковой шапке кокошником, справленной летом на Лужниковском рынке ценой огромных колебаний – стоимость шапки перекрывала расходы на одежду девчонкам в два раза… И ее охватила какая-то дикая, безудержная тоска из-за несправедливости мира, несбыточности счастья, разрушенных надежд. Нина вспомнила себя рядом с Кириллом и представила на своем месте Лизу – молодую и яркую. Ну почему Шарль любит свою жену-обезьянку, а Кирилл ее, Нину, не любит? И Таньку никто не любит. Почему они такие нелюбимые? Она всхлипнула и обняла подругу, прижалась головой к ее широкому плечу, заглянула в глаза:

– А что было дальше?

– Да ничего не было. Они, обнявшись, поехали в театр на такси, а я потопала к метро. Приехала домой – тут ко мне старшенькая со своим сюрпризом. Правда, не со шкатулкой. Она-то мне и поведала, что, чем так жить, лучше идти работать проституткой. И стала демонстративно раскрашивать лицо. Ну, я ей и помогла его раскрасить. А заодно раскрасила и еще одно место. Тут ты позвонила. В общем, как видишь, все счастливы, все довольны. Такова наша жизнь.

– Как же теперь будет с Шарлем?

– Никак. Он мне уже успел позвонить в антракте. Попросил, чтобы я завтра свозила его жену в Коломенское, а то он очень занят.

– А ты?

– Отказалась. Сказала, что больше не буду оказывать ему никаких услуг. Совершенно никаких.

– А он что?

– Спросил: «Почему?» И я ответила, что не хочу, чтобы он думал, что я его служанка, рабыня. Тогда он помолчал и сказал, что ему казалось, что я и в самом деле его «служанка и рабыня» и что мне самой это очень нравилось. Он сказал, что я смотрю на мужчину глазами потерянного животного, которое ищет хозяина, и что он всегда чувствовал себя со мной неловко оттого, что я постоянно пыталась ему угодить. Ну, я и сказала, что больше не буду пытаться. Он пожелал мне удачи.

– Но ты же говорила, что его любишь?

– Люблю еще, наверное. Но я сильная женщина – не он первый, не он последний… – вздохнула Таня. – На самом-то деле я думаю, что просто все эти годы пыталась найти замену одному-единственному мужчине – ушедшему мужу. Да только это не удалось. Но больше и пытаться не буду. На Западе женщина пользуется любовью мужчины во всех смыслах, главным образом в материальном. А мы здесь, такие героини, хотим видеть в мужчине по меньшей мере друга и верой и правдой служить ему. Правда что как собаки. И самое главное, что наших мужиков мы к этому приучили! Сравни героинь Теккерея и Пушкина, Бальзака и Тургенева, Стендаля и Некрасова… – продолжала Пульсатилла. – Все они жили в одно и то же время, но какая колоссальная между ними разница! Сравни, наконец, героинь Хемингуэя и Фадеева, Шолохова и того же Ремарка… Сопоставь характеры американок, француженок, шляющихся за мужчинами по всей Европе – из Парижа в Мадрид, из Цюриха в Рим, да наших бабонек того же периода – Аксинью, Ульяну Громову, – и все тебе станет ясно. Эти женщины с разных планет, из разных цивилизаций. Подумай об обитательницах дворянских гнезд – подавляющее большинство не только варили варенье в медных тазиках. Шпалы, конечно, тоже не клали, но заняты были с утра до ночи, пока мужья охотились, пили, гуляли и проигрывали в карты целые состояния… Я уж не говорю о крестьянках… Тяжела бабья доля и в наш век.

И тут Нина спросила подругу как о чем-то очень для нее важном:

– А что ты думаешь о Пат из «Трех товарищей»?

– Ничего не думаю. Романтический образ, блестящая комета, проплывающая по страницам романа, приманка и оправдание для мужиков. Почему, мол, мы все не такие, как Пат? Грубые, приземленные! А ты роди в обычном роддоме парочку детишек да поживи в одной комнате с ними и со свекровью несколько лет, посмотрю я на тебя, каким ты будешь романтическим рыцарем. Подумаешь, Пат! Девушка из хорошей, когда-то зажиточной буржуазной семьи, проживающая остатки денег, доставшихся ей в наследство. Что эта Пат делала? Гуляла, читала, ездила в оперу… В общем, по нашим понятиям, ничего не делала. Об этом сейчас мечтает наше новое поколение вроде твоей Лизы. Поколение тех, кто гонится за безбедной жизнью за мужниной спиной. Но мы в нашей истории и такое уже проходили. Разве у нас не было скучающих героинь? Та же Елена Серебрякова из «Дяди Вани». Я долблю своим ученицам, что такая жизнь кончается неврозами.