Читать книгу "Прогулки по Испании. От Пиренеев до Гибралтара - Генри Воллам Мортон"

Я увидел башни кафедрального собора Бургоса, вырисовывающиеся на фоне холма. Других таких башен нет во всем мире. Мистер Ситуэлл сравнивал их с золотыми засушенными стеблями колокольчиков, а страницей позже — с мачтами средневековых кораблей, и это, по-моему, верная аналогия. Они выглядят как мачты старинных кораблей, какими те нарисовали бы монахи: снасти тянутся с верхних башенок до планшира; и может быть, выступающие зубцы, торчащие, словно флажки, говорят нам, что корабли украшены в честь какого-то радостного события — например, бракосочетания принцессы.

Никакие города, возникшие в результате одних и тех же исторических условий, не могут отличаться друг от друга больше, чем города Кастилии. В коротком путешествии Толедо, Авила, Сеговия и Бургос очаровывают путешественника своей непохожестью и разнообразием, и этот индивидуализм, разумеется, составляет огромную долю очарования Испании, как ее людей, так и городов. Даже учитывая, что их обошли стандарты индустриализации, эти города странным и чудесным образом различаются внешним обликом. Толедо — темный, полный тайн и памяти о плащах и кинжалах; Авила — словно святая, преклонившая колена среди скал; Сеговия увенчана плюмажем и закована в доспехи для великих войн; и Бургос — столь же средневековый и столь же кастильский, как и прочие, но с искренней, открытой и, я бы даже сказал, почти фламандской атмосферой. Он похож на испанского родственника Брюгге или Нюрнберга. Есть что-то тевтонское в остроконечных башнях его собора.

Я думал, что после Толедо и толедского собора никакая другая церковь не сможет произвести на меня большее впечатление, но от кафедрального собора Бургоса у меня перехватило дыхание. Он словно подпирает плечом холм — довольно странно, мне кажется, для такого огромного и величественного здания, — а на вершине когда-то стоял могучий замок, где происходило много событий, включая свадьбу нашего Эдуарда I и Элеоноры Кастильской. Река Арлансон течет через город меж высоких набережных и наверняка становится зимой весьма бурной. Здесь есть пласа, которая тут же покорила меня своей красотой и неиспорченностью — это пространство неопределенной формы, где старинные дома опираются на колонны, образуя крытую аркаду, а в центре стоит статуя того славного, хоть и чудного Бурбона, Карла III, чье веселое лицо с длинным носом глядит на нас вопросительно-насмешливо со стен Прадо.

Бургос не целиком погружен в эпоху Сида. Здесь делают целлофан, есть ткацкие и прядильные фабрики; также это известный гарнизонный город и всегда был таковым. Главное ежедневное зрелище в Бургосе — испанский полк на марше. Сначала появляется духовой оркестр, потом полковник и адъютант — верхом, а затем длинная колонна сильных и выносливых на вид солдат в хаки; во главе каждой роты скачут ротные командиры на лошадях. Все офицеры носят шпаги и военные сапоги. Как-то раз я видел горную батарею, промаршировавшую по пыльным дорогам за городом; полевые орудия свисали с боков мулов. А вечером Бургос наполняется солдатами с самыми лучшими манерами, какие я только видел; на каждом непременные белые хлопчатые перчатки, и ни один не ленится отдать честь.

Я заклинаю всякого, кто едет в Бургос, посидеть как-нибудь днем в одном из кафе на Пасео дель Эсполон Вьехо и понаблюдать за детьми и их старыми няньками. Даже в парке Эль Ретиро в Мадриде я не видел более красиво одетых ребятишек и стольких чудесных старых нянюшек, словно сошедших с картин Рембрандта. Вдоль одной стороны Пасео тянутся магазины и кафе, а с другой — прекрасно спланированный парк без ограды, идущий параллельно реке. Днем дети и их няньки представляют собой картину, напомнившую мне далекий парк Кенсингтон-Гарденз. В этот час испанские дети всегда нарядно одеты: девочки — в оборчатые кисейные платьица с атласными поясами, а мальчики — в белые матросские костюмчики. Они играют в мяч, кегли с обручами, а самые маленькие слоняются вокруг и выскакивают друг на друга из-за деревьев. Девочки заманивают мальчиков в неприятности, а мальчики за это получают нагоняй. Иногда пухлая маленькая niña, преследуя маленького niño, падает плашмя в пыль; запачканную кисею быстро отряхивает пара смуглых морщинистых рук, а мальчика тем временем бранят, словно юного Дон Жуана. Попозже появляются гарнизонные офицеры, иногда с женами, и я приметил среди них много величавых испанских донов, высоких и стройных, как у Эль Греко. Иногда их важность тает от горячих приветствий los ninos. Младшие офицеры подтягиваются и проверяют, все ли пуговицы на мундире в порядке, когда приближаются к полковнику и его даме; вся сцена, с оборками и шпагами, шпорами и сапогами, зелеными деревьями и старыми няньками создает картину жизни, какой та была раньше, — если сощурить глаза на солнце, все зрелище может показаться акватинтой XIX века, или, если кто-то сумеет вообразить такое, сценой из испанской Джейн Остин.

Для человека, привыкшего к аскетической строгости английской готики, естественно счесть кафедральный собор Бургоса вычурным и перегруженным деталями — вряд ли там найдется хоть квадратный ярд, не покрытый резьбой или не украшенный как-нибудь иначе. Но когда начинаешь понимать его архитектуру, это ощущение уходит и можно делать открытие за открытием. Кстати, Альгамбра — тоже вычурное и перегруженное украшениями здание, но при том полная противоположность Бургосу. Вы охватываете Альгамбру одним взглядом, и мало что остается за пределами восприятия; а собор Бургоса едва возможно изучить целиком, если только вы не родитесь здесь пять или шесть раз. Это чудесный пример храма, сокровищницы, музея и библиотеки, созданных для тех, кто не может читать. Такова была функция собора в средние века, и в наши дни он радует глаз, как и тогда.

В coro есть портрет из меди, отбитой на дереве, — портрет епископа, умершего в 1238 году, за семь лет до того, как Генрих III начал сносить старое Вестминстерское аббатство в Лондоне и строить нынешнюю церковь. Это Маурисио, епископ Бургоса, — как полагают некоторые, англичанин, приехавший в Испанию в 1219 году вместе с Беатрис Швабской, когда та выходила замуж за Фердинанда III Святого. Статуи Фердинанда и Беатрис стоят слева от входа в клуатр, и на них стоит взглянуть; он, типичный король того периода, будто бы протягивает кольцо или какой-то иной подарок королеве, которая поворачивается к нему; она в роскошном облегающем парадном платье и длинной мантии, а на ее голове красуется высокая шляпа без полей, с завязками под подбородком — очевидно, новейший германский фасон того времени.

Беатрис, кажется, счастливо жила с Фердинандом и родила ему много детей. Ее первый сын стал Альфонсо Мудрым, чьи астрономические таблицы и другие труды я вспоминал, когда посещал замок в Сеговии. Немецкое имя Фредерик и греческое Мануэль были принесены в Испанию Беатрис, которая назвала двоих из своих сыновей в честь родственников. Она умерла после шестнадцати лет правления, и Фердинанд женился во второй раз на француженке Жанне, ставшей матерью Элеоноры Кастильской, супруги нашего Эдуарда I. Но ко времени брака Элеоноры Фердинанд был уже мертв и похоронен в Севилье — как я видел, его останки хранятся в серебряном гробу.

Великим архитектурным достижением его правления стал кафедральный собор Бургоса, который строили под надзором епископа Маурисио, чье благородное и безмятежное лицо — одно из немеркнущих воспоминаний об этой великой церкви. В нескольких футах от него лежит камень, покрывающий многострадальные останки Сида.