Читать книгу "Инструктор ОМСБОН - Михаил Гуткин"

Так, а к кому обратиться с подобным кадровым вопросом? Ясное дело – к Остапенко. Пусть поспрошает по окрестным деревням и поселкам. Когда я завела с ним об этом разговор, Остапенко кивнул:

– Я все ждал, когда вы сами, Аня, дойдете до этой простой мысли. Конечно, у меня уже есть на примете сразу несколько женщин. Причем не только для обеспечения хозяйственных работ, но и для разведки. Дело было только за вами. Сколько примем? Предлагаю для начала человек десять – у меня на примете есть несколько скрывающихся у населения командирских жен с детьми. Вот они в самый раз подойдут, тем более что дети уже относительно взрослые, а нам в разведке и подростки очень бывают нужны. Если их к нам не забрать, то точно погибнут на какой-нибудь глупости. А я из них сделаю первоклассных разведчиков.

– Отлично. Когда вы всех приведете в отряд?

– Через два-три дня.

– Хорошо. Поговорите с Ерохиным, чтобы он заранее подготовил жилье и т. п.

Ну вот, хотя бы один вопрос решился неожиданно легко. Что дальше? А дальше я почувствовала, что мозги уже отказываются работать. Тут и нервы, и ночные переходы, и схватки с немцами. А сейчас вроде бы все спокойно – вот и наступила некоторая реакция. Ну и ладушки. Я с наслаждением вытянулась на своем топчане и, может быть, впервые за последний месяц уснула с чувством относительной безопасности.

Утром я первым делом совершила прогулку по нашей базе. Только теперь мне стали понятны мучения Скупого рыцаря, так красочно описанные Пушкиным. Столько всего замечательного! И все это новенькое, правильно законсервированное. Просто жаль срывать обертки, раскрывать ящики, распарывать мешки. Короче, жаль все это тратить – так бы сидела и любовалась. Но – увы! Дело есть дело, и бойцы уже начали работу по расконсервации оружия. Удаляли смазку, заряжали обоймы, диски и ленты пулеметов. Отдельная группа занималась обмундированием. Кроме формы РККА тут были и упаковки с обычной гражданской одеждой, и люди от Остапенко подбирали себе пиджаки и брюки по размеру. Я решила, что долго смотреть на все это вредно для жабы, которая душит, и выбралась на свежий воздух. Тут же около меня появился Кондрашов:

– Что, товарищ лейтенант, будут ли какие-нибудь указания?

– Если у вас все в порядке, то пока никаких указаний, товарищ младший лейтенант. Продолжайте работу.

– Есть продолжать работу.

Кондрашов отошел, а я стала осматриваться. Так, на первый взгляд, совершенно незаметно, что в нескольких метрах отсюда под землей идет активная работа. Но это незаметно на мой взгляд, а надо бы озадачить разведчиков Остапенко. Пусть они пошустрят вокруг базы и попытаются найти какие-нибудь признаки присутствия довольно большого числа людей. Я снова нырнула в схрон и нашла нашего главного разведчика. Он к заданию отнесся с пониманием и обещал к обеду представить результаты обследования базы на предмет заметности для посторонних. Одно дело, когда база была на консервации, и совсем другое дело, когда база стала обитаемой. Надо бы еще подумать – может быть, выбрать в качестве базы какую-нибудь точку километрах так в десяти – пятнадцати. А сюда только наведываться за снабжением. Но такое решение тоже имеет свои минусы – могут отследить движение бойцов и обнаружить базу. Короче, тоже уравнение со многими неизвестными.

Походив по базе и окончательно придушив свою жабу, я стала обдумывать еще одну проблему. Сейчас примерно две с половиной сотни человек сосредоточены под землей на очень небольшом пространстве. И хотя тут работает предусмотренная заботливыми проектировщиками вентиляция, все равно на людей очень скоро это будет действовать угнетающе. Разве что до войны кто-то работал в шахте – те, наверное, привычные. Значит, нужно предусмотреть такой режим, чтобы народ вместе собирался пореже, а те, кто находится под землей, имели бы возможность выходить на свежий воздух. Поэтому на расстоянии нескольких сотен метров следует предусмотреть небольшую, хорошо замаскированную стоянку с возможностью скрытого прохода к базе. Вроде бы густо стоящий лес такое позволяет. Вот только это усложнит систему охраны, но тут уж ничего не поделаешь. Нашла опять своих командиров и снова их озадачила. Явное несогласие с этой идеей высказал только Кондрашов, что было совсем неудивительно – ему обеспечивать охрану. Остальные посомневались, но отнеслись скорее положительно – кому охота почти безвылазно сидеть под землей. Договорились, что выделим для охраны больше бойцов и младших командиров. Впрочем, Остапенко справедливо заметил, что все это ненадолго, так как после первого снега все тропинки станут видны как на ладони. Вот этим он меня сильно опечалил. До снега-то всего ничего. Октябрь уже кончается, а, насколько я помню, на парад 7 ноября в Москве шел снег. Так что и тут, того и гляди, снег пойдет. Ладно, пойдет снег – будем думать. Хотя охранные пакости на такое близкое и совсем не светлое будущее нужно готовить уже сейчас. А то потом просто не успеем.

За подобными хлопотами и размышлениями прошла большая часть дня, а ближе к вечеру Остапенко принес неприятную весть – немцы, озабоченные неприятностями, творившимися в тылу, решили провести, как сказали бы в моем «прошлом», крупную анти-террористическую операцию. Причем делать это будут с присущей им основательностью, то есть на время они приостановят движение на фронт целой дивизии и силами этой дивизии организуют прочесывание населенных пунктов и близлежащих лесов. С одной стороны, это очень даже неплохо, поскольку на фронте недосчитаются одной дивизии. Но, с другой стороны, нам-то что делать? Наш отряд тут самый большой, и то у нас менее трехсот человек. На достижимых расстояниях расположены еще несколько отрядов, суммарная численность которых примерно равна нашему отряду. И все. Самолетов и оперативной радиосвязи у нас нет. Значит, гибкости маневров тоже не будет. Что мы можем противопоставить пятнадцатитысячной дивизии высококвалифицированных солдат, да еще поддерживаемой авиацией? Да к ней еще добавятся и уже действующие местные органы по борьбе с партизанами. Всего, наверное, получим около двадцати тысяч человек. Для диверсионного отряда типичные действия – это скрытный маневр, неожиданный удар и быстрый отход. А тут все это будет если и возможно, то сильно затруднено. И согласованности действий никакой, так как, как уже говорилось, сидим практически без радиосвязи. Воевать «поодиночке» не получится – немцы передавят нас, как клопов. Мы просовещались до позднего вечера, но так и не пришли к единому мнению. Наконец, я плюнула на все это, заявила, что утро вечера мудренее, и отправила всех спать, назначив продолжение совещания на «после завтрака».

Утром, выспавшиеся и наевшиеся, мы довольно быстро нашли, как нам показалось, приемлемое решение. Во-первых, мне вспомнилась битва на Курской дуге. Нет, я не страдаю манией величия, но одной из важнейших составляющих этой битвы, как нам всегда рассказывали на уроках истории, был удар на опережение. То есть немцы все подготовили к атаке, а наши первые начали артподготовку по местам сосредоточения войск противника и попутали немцам все карты. Вот и тут. Надо сработать на опережение, не дожидаясь, пока немцы все распределят и начнут действовать. Во-вторых, мы дружно решили исходить из того, что наш отряд самый крупный, поэтому нам и заказывать музыку, то есть распределять, кто, где и как проведет налет. Конечно, любой отряд может действовать по своему усмотрению, но были все основания полагать, что нас поддержат, тем более что мы все это предложим через Папу. И в-третьих, заранее подготовим правильный отход. Помнится, в Древней Руси от неприятеля в лесах спасались засеками. Так что правильно организованные в лесу завалы из деревьев немцам не так легко будет преодолеть. Конечно, серьезно навалившись и нагнав кучу техники, они за определенное время смогут разобрать любой завал. Но есть все основания полагать, что особо много времени на эту операцию им не дадут. В первую очередь об этом позаботится наше командование. Если бы сейчас еще стояла летняя сухая погода, то немцы могли бы попытаться устроить лесные пожары, но в конце октября после стольких дождей в заболоченной местности – пусть пробуют. До морозов им в лес соваться не стоит.