Читать книгу "Любовь, похожая на смерть - Андрей Троицкий"

* * *

Паша Пулемет вошел в дверь лачуги, встал на пороге, стараясь разглядеть сквозь дым и копоть, что за возня происходит на полу у противоположной стены. Щуря глаза, он шагнул вперед. Егор, услышав выстрелы и увидев человека в дверях, хотел подняться, но получил такой удар автоматным прикладом в спину, что отлетел к стене. Паша Пулемет не мог стрелять в помещении; он боялся, что пуля, срикошетив, заденет Аллу.

Женщина лежала на гнилом тюфяке и тяжело дышала. Пулемет ухватил Егора за одну ногу, выволок на улицу, наступил подметкой башмака на живот противника и строго спросил:

– Ты кто?

– Я местный, здешний, – Егор покосился на тело убитого друга. И горько заплакал, уяснив, что ждет его в следующую минуту. – Я ничего такого не хотел… Ничего такого… У меня есть деньги. Трудовые накопления. Можешь не беспокоиться, я поделюсь.

Пулемет выплюнул разжеванную зубочистку, снял с плеча автоматный ремень и выпустил короткую очередь в голову Егора. Затем вернулся в будку, на руках вынес оттуда и положил на песок Аллу. Она открыла запорошенные пылью глаза, увидела солнце и лишилась чувств.

Левой рукой Паша Пулемет полез в карман, чтобы достать новую зубочистку. Уже вытащил ее, когда увидел человека, спускавшегося с ближнего холма вниз. Все его тело было испачкано алой кровью, но лицо осталось чистым, только на подбородке засохли кровавые брызги. Человек шел тяжело, припадая на левую ногу и с трудом сохраняя равновесие. В руках он держал винтовку Драгунова с оптическим прицелом, тоже испачканную кровью. Пулемет растерялся настолько, что пакетик с зубочистками упал на песок. Паша узнал этого парня по имени Стас, которого видел на фотографиях.

Не двигаясь с места, Пулемет поднял автомат одной рукой, собираясь срезать незваного гостя короткой очередью. Но вдруг остановился, замер, будто услышал вдалеке колокольный звон. Он чувствовал, что больше не владеет своим размякшим телом. Боль в груди пришла секундой позже. Автоматный ствол опустился, короткая очередь прошлась по песку. Стас, шагая вперед, не остановился, чтобы снова прицелиться. Он выпустил три пули в грудь Паши Пулемета, бросил винтовку и встал на колени перед Аллой.

Узнав Стаса и улыбнувшись ему, она открыла глаза и снова закрыла их. Все стихло, ветер шевелил пряди женских волос, Алла дышала глубоко и спокойно. Стас сел на песок, он прислонился спиной к стене хибары, вытянул ноги и подтянул ближе винтовку, готовый защищать Аллу до последнего вздоха. Но вокруг не было ни врагов, ни друзей. Только старый осел с провисший спиной подошел ближе. Он долго смотрел на незнакомца, а потом ткнулся мокрой мордой ему в лоб.

– Я жива? – спросила Алла.

– Ты жива, – ответил Стас. – Сейчас я поднимусь и принесу воду. Фляжка осталась наверху, на этой дюне. Потерпи немного…

– А ты как, в порядке?

– Да, почти в полном порядке, – ответил Стас. – Отлично себя чувствую. Только нога побаливает. А так ничего. И еще отдохнуть надо бы. А потом мы запряжем в телегу осла. И поедем. Подальше отсюда. Как можно дальше.

Стас смотрел, как на дальнем холме появился силуэт автомобиля. Он поднял винтовку, прижался глазом к резиновой гармошке прицела. Машина сделалась совсем близкой. Стас увидел, как распахнулась водительская дверь, из салона выбрался Радченко. Стас крикнул что-то, но вместо крика из горла вышел сдавленный хрип, который унес порыв ветра. Радченко смотрел в другую сторону и, кажется, собирался снова садиться в машину. Стас поднял вверх ствол винтовки и дважды выстрелил в воздух.

Глава 28

К вечеру испортилась погода и навалилась хандра. Леонид Солод вышел из своего особняка, по ступеням из белого мрамора спустился с огромного крыльца на дорожку, выложенную плиткой из природного камня. Неожиданно остановился, оглянулся назад. За спиной стоял пожилой слуга. Он держал огромный зонт над головой хозяина, стараясь, чтобы ни одна капля не упала за воротник Солода. Слуга, бывший управляющий одного из московских ресторанов, носил пышные седые бакенбарды и усы. По торжественным случаям, вроде сегодняшнего, он облачался в камзол, сшитый на старинный русский манер, черные штаны с золотыми лампасами и какую-то нелепую фуражку.

– Сходи на кухню, Вася, – приказал Солод. – Скажи повару, что гостей не будет. Ужин на пятерых, включая меня самого, отменяется. Никаких там лобстеров, пирогов и десертов. Я поем в столовой. Позже.

Он взял из рук Васи зонт и пошел дальше. Шагал медленно, вдыхая влажный воздух, напоенный ароматом лип и цветов, которые в последние дни, после того, как здесь закопали старика Свиста, стали лучше расти. И еще: цветы пахли как-то по-особенному. Сладковатый медовый запах распространялся далеко, достигая флигеля.

По возвращении из тюрьмы Солод хотел загулять в ресторане так, как гулял когда-то в молодые годы. Но вдруг понял, что не хочет шумного застолья, друзей, оркестра и даже знаменитой певицы в темном декольтированном платье. Помнится, она так исполняла русские романсы, что публика пьянела без вина. Солод вызвал помощника и отменил банкет в кабаке, распорядившись пригласить на вечерний ужин известного юриста с супругой и видного дипломата, старшего советника посольства в одной из европейских стран.

Прошло еще какое-то время, и, когда начало темнеть, Солод понял, что не хочет никого видеть. Он снова вызвал помощника и приказал дозвониться всем приглашенным, попросить прощения за то, что ужин не состоится. Надо сказать гостям, что Солод почувствовал себя неважно после тягот и лишений, перенесенных в милицейских казематах, и теперь с трудом отходит от пережитого. У его постели якобы дежурит опытный врач. Медицинское светило утверждает, что жизнь вне опасности, но требуется отдых.

Сейчас Солод желал только одного: услышать в телефонной трубке голос Вадима Гурского. Но тот, потерявшись где-то в районе Элисты, упорно молчал. На телефонные звонки по спутниковому телефону не отвечал ни он сам, ни его парни, и что происходит там, за две тысячи верст от Москвы, неизвестно. Время идет, но ясности не прибавляется.

Солод сказал себе, что пока нет поводов для серьезного беспокойства. Ну, не смог Гурский выйти на связь, так что с того? Он может руководствоваться какими-то своими, известными только ему резонами. Не позвонил сегодня, так объявится завтра. И скажет, что возвращается с хорошими новостями. Гурский не мальчишка, а профессионал высокого класса, его преданность хозяину вне всяких сомнений. Но если известий не будет, на его поиски придется отрядить парней из охраны и парочку хороших юристов. Гурский найдется. Все это так, все верно. И все же на душе было тяжело и гадко…

Солод вошел в мезонин, в приемной возле стола секретаря бросил раскрытый зонт, по плохо освещенному коридору прошел к кабинету, распахнув дверь ударом ноги. Здесь был включен только нижний свет. В камине потрескивали дрова, а бутылка двадцатичетырехлетнего скотча, оставленная на рабочем столе еще до его задержания ментами, притягивала взгляд, словно ножки красивой женщины. Солод взял с книжного стеллажа стакан, вытащил из холодильника банку содовой. Упав в кресло, налил виски на три пальца, капнул немного воды. Сделал глоток, сунул в рот сигару.