Читать книгу "Эйфельхайм: город-призрак - Майкл Фрэнсис Флинн"

Лошадиное ржание прекратилось, животное, вероятно, убежало — если только Увалень его не прикончил. Дитрих высунул голову, решив взглянуть на деревья, и тут мимо словно пронесся громко жужжащий шмель, через мгновение с кромки леса донесся резкий треск, а по кораблю сзади ударил камень. Ганс вновь притянул Дитриха в грязь и щелкнул челюстями на расстоянии большого пальца от лица священника. Смысл был ясен: не делать резких движений. Пастор взглянул на Фридриха и заметил, что левый усик того слегка наклонился, указывая направление к чему-то в лесу. Ганс медленно перевел свой pot de fer в положение, из которого мог пустить снаряд в неприятеля.

Он поднял страшный стрекот, в ответ донеслось схожее гудение со стороны деревьев. Дитрих достал упряжь для переговоров из своего мешка и потряс ею перед крэнком, прежде чем водрузить на место.

— Я сказал ему, — объявил Ганс, тоже натянув ремни упряжи, — что снаряды повредят наше единственное средство спасения. Но он меньше беспокоится о спасении, чем о моей покорности. Когда человек ничего не может сделать, подобная гордыня — все что ему остается.

Из-за того, что его личный канал связи оставался под запретом, Ганс говорил по общему, более не заботясь о том, что его могут услышать. Увалень прорычал в ответ:

— Я здесь приказываю, еретик. Твое дело служить.

— Верно, я был рожден служить. Но я служил всем в путешествии, а не только тебе. Ты так боишься лишиться хотя бы одного из нас, что потеряешь в итоге всех. Если ты и командуешь здесь, то твои приказы приведут к плачевному итогу — мы все тут умрем. Ты был левой рукой капитана, но без головы руки не знают, за что уцепиться.

В ответ в них полетел еще один снаряд. На этот раз он не звякнул, а издал чавкающий звук, похожий на то, когда нога попадает в густую грязь. Дитрих посмотрел через плечо и ахнул, ибо корабль крэнков светился мягким, немигающим светом без какого-либо источника, и теперь сквозь него можно было разглядеть деревья с другого борта! Пастор торопливо перекрестился. Может ли неодушевленный предмет иметь душу? Прямо на глазах судно, казалось, сжималось, словно готовясь к рывку.

Прочие крэнки также увидели это. Фридрих и Мехтильда жужжали, а Ганс сказал, как будто про себя:

— Осторожнее, Готфрид… Держи прямо… — Затем обратился к Увальню: — Где наш рулевой? Он должен быть здесь, чтобы взять шлем!

— Твоя ересь разбила Паутину. Захарий не придет. Неужели ты доверишь свою жизнь вот такому ремонту, сделанному на скорую руку? Даже если корабль выйдет в иной мир, то сможет ли он оттуда выбраться?

— Ну, теперь у нас, по крайней мере, есть выбор, как умереть, а это уже немало.

Ужас сжал сердце Дитриха, его волосы на голове и руках начали шевелиться. Корабль крэнков вдруг снова стал ясно видимым, вернувшись в свои прежние размеры. По его корпусу и росчисти пронеслась волна elektronikos, так что на шестах, пиках и других металлических предметах затанцевали огни святого Витта.

Желтые искорки в глазах Ганса, казалось, потускнели.

— Эх, Готфрид! — вздохнул пришелец.

Тот, кого звали Фридрихом, повернулся к нему с pot de fer наперевес, прощелкав какую-то фразу. Дитрих услышал только ответ.

— Маленький прыжок — начало большого путешествия. — Фридрих поколебался, а затем опустил оружие. Он сказал еще что-то, но Ганс ему не ответил.

Без предупреждения в дверном проеме корабля появился Готфрид и поскакал через открытую поляну к тому месту, где, скрючившись, сидели Ганс и Дитрих. На нем уже виднелась переговорная упряжь.

— Я должен был попросить вашего благословения для поворотного устройства, отец. Возможно, недоставало только его.

Ганс положил ладонь ему на руку и сказал:

— Дело потерпело неудачу из-за самой малости.

— Бва! То же сказал охотник у Прыжка Оленя, — ответил Готфрид. Затем он вскочил на бочки, за которыми они прятались и, разведя руки в стороны, закричал: — Вот мое тело!

Ганс рванул Готфрида вниз за мгновение до того, как над ними пролетел рой пущенных снарядов.

— Вот идиоты! — рассвирепел он. — Если они повредят стены, судно вообще больше не поплывет. Мы должны… Мы должны… — Его тело загудело, словно концертино, ибо у крэнков на теле было множество маленьких ртов. — А! Неужели теплее так и не станет?

— Лето приходит всегда, — сказал Дитрих и, обращаясь к Готфриду, добавил: — Ты не должен отчаиваться и отказываться от жизни из-за первой неудачи.

— То был акт не отчаяния, — сказал Ганс пастору, — а надежды. — Затем он собрался с духом, подавил секундную панику и сделал вывод: — Мы должны сместить герра Увальня.

— Тебе это проще сказать, чем нам, — возразил Готфрид. — Ты служишь Скребуну, и не «связан клятвой» с мастером корабля, как мы. И все же, хотя мне и не хочется его унижать, но, похоже, придется.

— Скольких он привел?

— По всей видимости, всех, за исключением Захария.

Вслед за тем развернулся странный и замедленный бой. Привыкший к рыцарским турнирам и рукопашным свалкам, Дитрих нашел его исключительно необычным, ибо во время схватки сражающиеся подолгу оставались совершенно неподвижными.

Его спутники за бочками казались статуями, но статуями, которые незаметным глазу образом двигались. Каждый раз, когда пастор смотрел на Ганса, слуга говорящей головы принимал другое положение. Подобный стиль идеально подходил для народа, чьи глаза были столь восприимчивы к движению, ибо совершенная неподвижность делала противников почти невидимыми друг для друга. Однако они подверглись бы большой опасности, решив сражаться с кем-либо, полагавшимся в атаке на скорость. Дитрих понял, что если бы Увалень и Манфред сошлись в бою на Кермес, то каждый оказался бы чрезвычайно уязвимым. Оставаться неподвижным перед лицом атаки — верная смерть; впрочем, мчаться во весь опор на существ с повышенной реакцией на движения явно не лучше.

Тем временем хлопок pot de fer положил начало неустанному движению, и тогда крэнки показали, что они и в самом деле способны двигаться очень быстро. Снаряды с воем ударялись о бочки или обдирали сучья деревьев. Сражающиеся около корабля заняли отдельные позиции далеко друг от друга, с которых вели огонь. Дрожание кустов и хруст сучьев во мраке леса указывали на то, что люди Увальня делали то же самое. Размеренность их действий раздражала Дитриха, он невольно поймал себя на желании увидеть стремительную атаку и услышать крики ярости.

С немалым ужасом священник осознал, что один из крэнков появился на самой поляне. Неподвижный, словно скала или дерево, тот припал к земле у столика и стульев, где странники в теплую погоду утоляли жажду. Какими незаметными перебежками пришелец туда добрался, Дитрих не понимал, и, когда взглянул в ту сторону еще раз, фигура исчезла.

Посмотрев налево, он увидел странного крэнка подле себя. Дитрих едва не закричал от неожиданности и ужаса и чуть не выпрыгнул из-за укрытия на свою погибель, если бы Ганс крепко не схватил его за плечо.