Читать книгу "История дождя - Нейл Уильямс"

Я считала это нормальным. Думала, что у каждого взрослого должны быть такие огромные приливы растущих эмоций. Все взрослые должны чувствовать эту волну незаслуженной радости, когда они становятся на колени и видят своих чудесных детей.

— Она пришла?

У меня кривая, как крючок, улыбка, и я протягиваю Папе сверкающую монету.

— Дай-ка посмотреть. Так-так-так. Только подумай! Дашь взаймы?

Дам. Я протягиваю ему монету, но он сжимает мою руку, закрыв ее в свою.

— Оставь пока у себя, Рути, — решает он. — Но буду знать, к кому обратиться, если понадобится.

Цвет его глаз становится более насыщенным от переполняющих чувств, и у него появляются те двойные расселинки по обе стороны его губ, где сдерживается чувство.

— Ты, должно быть, была очень-очень хорошей, раз получила так много. Ты видела ее?

Не видела.

— А знаешь, мне кажется, я на самом деле слышал что-то, — говорит мой отец. — Было очень поздно. Я не спал, работал и услышал нежное ф-ф-ф. — Он дует три раза, пытаясь изобразить звучание крыльев Зубной Феи, когда она, кружась, спускается на наш дом. — Ф-ф-ф. Потом она, должно быть, сложила крылья, потому что я не слышал ее в кухне, а там крылья стучали бы по вещам.

Стучали бы.

— Но ведь у нас на двери защелка. Так вот почему я услышал защелку! А я-то никак не мог понять. Был тихий-тихий щелчок, наверное, тогда-то она и направилась в твою комнату. Ты ее вообще не видела? Но, может, почувствовала?

Почувствовала. Я и сейчас чувствую.

Я киваю. Получается торжественный поклон пятилетней девочки, и я взлетаю в воздух, подброшенная моим отцом. Он крутит меня в небе над собой. Я хочу остаться там навсегда, но не могу, и утешает меня лишь осознание того, что, хотя люди не могут летать, я скоро обязательно потеряю еще не один зуб.

Мама ведет меня назад через усеянный дождем, липкий и дурманящий луг, а Папа опять читает коровам Блэйка.

Однажды мы заводим собаку, золотистого ретривера, которого мой отец окрестил Гекльберри. На самом деле он не золотистый, а белый, наилучшая разновидность, как я отвечаю сучке, прости меня, Господи, Броудер, когда она говорит мне, что наша собака ненастоящая. Мы с Энеем ведем Гекльберри, чтобы показать ему реку и велеть ему не тонуть. Он по-щенячьи безумен и счастлив, то и дело поднимая заднюю лапку. Он весело носится на конце нашего синего шпагата для обвязки тюков так, будто его ноги длиннее, чем на самом деле. Эней бежит рядом с ним, а я бегу следом, уже понимая, что Гек должен быть собакой Энея, что необъяснимо, разве что вы сами это понимаете, — они уже признали друг друга с полувзгляда.

Гек не плавает. Может быть, умеет, но мы не знаем. Мы бросаем палки в воду, рассчитывая обманом вовлечь его в реку, и ждем, когда его охотничий инстинкт пересилит желание не намокнуть, но пес просто сидит, и в глубине его карих глаз палки уплывают по течению реки.

Мой отец говорит, что мы должны отложить наши домашние задания и взять Гека на пляж. И вот все мы быстренько грузимся в «Кортину» и едем в Килки. Гек любит автомобиль. Любит движение. Пес сидит и смотрит наружу, а Эней крутит ручку, чтобы опустить стекло, которое позже не поднимется ручкой, и придется его вытягивать пальцами и затем заталкивать последний дюйм. Думаю, Гекльберри знает, что мы едем к морю. Думаю, он чувствует запах и уже разрабатывает стратегию, Как Избежать Моря.

Такие вот у меня мысли.

Это было еще в те времена, когда собакам разрешали свободно бегать по пляжам, ведь еще не был избран министр, занимающийся собачьим дерьмом. Поэтому, когда мы съезжаем на большой пляж, очертаниями похожий на подкову, Эней отпускает Гека, и тот бежит так, как никогда не бегал прежде, будто песок, берег и морской бриз — чудеса, специально созданные для собак. Он бежит, и вы чувствуете радость. Вы не можете объяснить этого. Он бежит, вытянув голову вперед, оттянув уши назад, будто не может достаточно быстро добраться туда, куда хочет, будто его кровь вспоминает пляжи прежнего мира и то, что пляж означает свободу. Эней во весь опор несется за ним. Он вопит Гек! Гек! и не огорчается, когда Гек не замедляет бег. Эней продолжает бежать, ни на что не обращая внимания. Его руки летят, и у него такая беззаботность, какую все мы хотим получить, но полагаем, что она существует только в сказках. Отпечатки их ног быстро смывает море в ослепительном блеске отхлынувшего прибоя.

— Поплаваем, Рути? — спрашивает Папа, хотя знает, что я не буду.

В своих коричневых спортивных трусах он идет к океану. Мы с Мамой стоим, как это всегда делают девочки, наблюдая за Папой, держа его одежду и всматриваясь в даль. Там сначала мы находим Энея, и затем, далеко в море, видим Папу.

Однажды на наш день рождения — помню, то был солнечный день, — мы получаем в подарок лошадь — серую кобылу, и папа, бившийся в то время над Гомером, назвал ее Гиппокампом, который в мифологии был частично конем, частично дельфином и частично птицей. Он мог быстро передвигаться как по морю, так и по суше или воздуху[612]. На самом деле ничего такого нашей дорогой Гиппи не удалось сделать в своей жизни. Мужчина по имени Дигэн привез ее из Килраша в трейлере для лошадей, тащившемся позади старого пыльного «Мерседеса». Гиппокамп откликается на имя Нэнси и держит свои мифические силы в большом секрете.

Мистер Дигэн выходит из своего автомобиля, говорит «Прекрасный день, прекрасный, благодарение Богу!» и хлопает в ладоши. На голове у мистера Дигэна маленькая фетровая шляпа. Он желает нам с Энеем счастливого дня рождения.

— Ну разве вам не повезло? Эта прекрасная тихая лошадь специально для вас. О Боже, да!

Он открывает защелки по обе стороны трейлера и вскрикивает «Хап!», когда опускает заднюю стенку. Мама стоит возле кабины, сложив руки на груди, и у нее сдержанная улыбка, которую она бережет только для Папы и только для тех случаев, когда он делает то, что она считала невозможным. Бабушка, глядя в кухонное окно, сердитым взглядом выражает свое мнение о лошадниках. Мистер Дигэн входит в трейлер и отвязывает Гиппи. То ли из-за того, что она дремала во время поездки, то ли из-за причиненных злыми мухами мучений, которые она должна была терпеть, она не двигается.

— Хап! Давай же! Хап! Давай же, давай, дамочка!

Гиппи на прямых ногах нехотя пятится на пандус, спускается в наш двор и поворачивается. В глазах ее испуг, пока Эней не велит Геку вести себя тихо.

— Ну вот, взгляните на вашу лошадь, — предлагает мистер Дигэн. — Она шикарная леди, вот эта самая.