Читать книгу "Ленин в 1917 году - Сергей Кремлев"

Лишь за несколько месяцев до смерти, в 1943 году, Милюков понял — пусть и очень неполно и куце, но понял — значение средств Ленина, которые привели к цели, то есть к новой, небывалой ранее России…

Ленин же видел цель, к которой надо вести Россию, даже не в 1917 году! Он увидел её уже в молодости, за тридцать лет до 1917 года…

А средства?

Что ж, средства он вынужден был использовать те, к которым его вынуждал царизм. Средства Ленин использовал не по цели, а по условиям, в которых надо было добиваться цели!

Если бы Ленин с его устремлениями, с его альтруизмом, с его калибром души и интеллекта начал и развивал свою политическую деятельность в России, политический строй которой был бы демократическим на уровне хотя бы кайзеровской Германии (об Англии не говорю!), то он не стал бы создавать подпольную партию «ленинского» типа.

Не было бы тогда нужды ни в подпольной «Искре», ни в шифрованных письмах, ни в нелегальных транспортах литературы и оружия, ни в «эксах»… Зачем всё это делать, если бы Ленин имел возможность легальной работы в массах? Ведь его «Союз борьбы за освобождение рабочего класса» образца 1895 года не был террористической организацией — члены «Союза» занимались исключительно пропагандой…

В республиканских Франции и Швейцарии, в монархических Англии, Швеции, Норвегии, Бельгии, Дании и даже в кайзеровской Германии и императорской Австро-Венгрии власти смотрели бы на партию Ленина косо, однако на каторгу и в тюрьмы её членов не загоняли бы!

А в России загоняли, преследовали, ломали судьбы…

Так было в старой, царской России. Но и «временная» Россия в системном смысле отличалась от царской лишь тем, что дала Ленину возможность вести пропаганду легально всего-то три (!!) месяца — с апреля по июль 1917 года! А затем опять загнала пролетарского вождя в подполье, создав для него угрозу, смертельную в прямом смысле слова.

И вот теперь, осенью 1917 года, «временная» Россия, приняв от царской России эстафету управленческой немочи и человеческой бездарности, поставила нацию на грань катастрофы…

ГОСУДАРСТВЕННОЕ руководство Российской империи образца XX века было во всех сферах и на всех уровнях бездарным — каков «поп», таков и «приход». Вспомним хотя бы признания жандармского генерала и прибалтийского губернатора Курлова — он, сам того, конечно, не желая, вполне выпукло описал бездарность царских управленцев, «эвакуировавших» Ригу в 1915 году. Но те, в чьих руках временно оказалась судьба России после Февраля 1917 года, были ещё ничтожнее и бездарнее…

Есть точный критерий деятельности людей: «Не может дерево доброе приносить плоды худые, ни дерево худое приносить плоды добрые. Итак, по плодам их узнаете вы их».

Это — не Ленин!

Это — Евангелие от Матфея, глава 7, стихи 18 и 20.

Так вот, «керенско-милюковско-черновские» плоды восьмимесячного «временного» правления были только худыми…

Такими же худыми были и плоды пятимесячной деятельности эсеро-меньшевистского ЦИКа, избранного глупцами-делегатами I съезда Советов, которых послали в Петроград десятки миллионов глупцов по всей России!

Глупцов, глупцов! Ибо умные избрали бы умных делегатов I съезда Советов, то есть таких, которые избрали бы большевистский ЦИК во главе с Лениным.

Ах, как это изменило бы историю России сразу к лучшему и умному!

Уже летом 1917 года!

Увы, вышло не так! И в том, что массы сделали тогда неверный выбор, их всё более убеждали плоды деятельности и бездеятельности самого́ Временного правительства, а также и эсеро-меньшевистского ЦИКа.

Ни в одной сфере жизни ни один состав Временного правительства, как и первый состав ЦИКа Советов, ничего за время своей власти не улучшил, зато ухудшили они всё! И при этом не только как политики и руководители, но и как люди в их личностной сути, никто из тогдашних — ни восьми-, ни пятимесячных «лидеров» России Ленину в подмётки не годился!

Если кто-то думает, что «красный» Кремлёв очень уж строг к «выдающимся фигурам», ему не нравящимся, то приведу мнение человека, который этих «деятелей» на своём веку перевидал в избытке.

Пора, пора познакомить читателя с очень интересным современником той эпохи — Яковом Васильевичем Глинкой (1870–1950), представителем одного из самых известных и древних дворянских родов России.

Ровесник Ленина, Глинка, как и Ленин, имел диплом юридического факультета Петербургского университета и в 1895 году был принят на службу в одно из наиболее престижных правительственных учреждений — Государственную канцелярию, которая вела дела Государственного Совета.

С апреля же 1906 года Глинка был откомандирован для ведения делопроизводства в открывавшуюся Государственную думу. Там он провёл 11 лет, поднявшись до чина действительного статского советника, равнозначного чину генерал-майора, и поста управляющего делами, то есть — руководителя аппарата Думы.

Послеоктябрьская биография Глинки почти уникальна для среды крупнейших аппаратных работников Российской империи — после ряда мытарств он стал театральным художником, успешно работал в ряде столичных и провинциальных театров, а с августа 1938 года осел в Ульяновском драматическом театре, в Ульяновске же и скончался.

С марта 1910 года Глинка вёл дневник, изданный в 2001 году под названием «Одиннадцать лет в Государственной думе. 1906–1917» с приложением небольших «Воспоминаний о Февральской революции и последующем жизненном пути», написанных Яковом Васильевичем незадолго до кончины.

Публикатор материалов Глинки — некто Борис Витенберг утверждает в предисловии составителя, что на воспоминаниях-де Глинки «сказалась политическая конъюнктура советского времени» и что «февраль 1917 г. в воспоминаниях Глинки прямо вызывает ассоциации с советскими кинолентами 30-х гг. о революции Октябрьской, а уничижительная характеристика А. Ф. Керенского в мартовские дни как будто предназначена для будущего придирчивого сталинского цензора».

(Глинка Я. В. Одиннадцать лет в Государственной думе. 1906–1917. Дневники, воспоминания. М.: Новое литературное обозрение, 2001, с. 29–30.)

Однако это на оценке самого Витенберга сказалась политическая конъюнктура антисоветского времени, а Глинка свои записи для публикации не предназначал, зато тех, о ком писал, знал — в отличие от Витенберга — прекрасно. И вот какой была оценка Керенского — ещё как члена царской Государственной думы — Глинкой — честным русским человеком, объективность которого была безосновательно подвергнута сомнению Витенбергом:

«Неврастеник, адвокат по профессии, он горячо произносил свои речи, производил впечатление на женский пол и доставлял большое неудовольствие сидящим под кафедрой оратора стенографам, обрызгивая их пенящейся у рта слюной. Многие считали его кретином…»

(Глинка Я. В. Указ. соч., с. 183.)