Читать книгу "Зона интересов - Мартин Эмис"

– Мм, я помню. Да, хорошо. Конечно. – И она выдохнула: – Пока…

Двойняшки вернулись в поле нашего зрения, стояли за белой птицей с длинной шеей, плававшей в круглом пруду.

– Пока, – ответил я и, развернувшись, тронулся в путь.

Благодарности и послесловие: «То, что случилось»

Разумеется, я в великом долгу перед loci classici[121], трактующими эту тему – перед трудами Иегуды Бауэра, Рауля Хилберга, Нормана Кона, Алана Буллока, Х. Р. Тревора-Ропера, Ханны Арендт, Люси С. Давидович, Мартина Гилберта, Иэна Кершо, Иоахима К. Феста, Сола Фридандера, Ричарда Дж. Эванса, Ричарда Овери, Гитты Серени, Кристофера Р. Браунинга, Майкла Бёрли, Марка Мазовери и Тимоти Снайдера – вот лишь некоторые из имен. Эти авторы создали макрокосм. Теперь же я хочу отдать должное тем, кто помог мне на уровне meso[122] и micro.

В том, что касается настроений и самой ткани существования в Третьем рейхе, это авторитетные труды «Я буду свидетельствовать» и «До горького конца» Виктора Клемперера; презрительно интеллигентный «Дневник отчаявшегося человека» Фридриха Река; захватывающий, полный политической остроты «Берлинский дневник 1940–1945» Марии Васильчиковой и «Письма к Фрее» Хельмута Джеймса фон Мольтке – памятник нравственной стойкости (и любви к жене), тем более убедительный, что он исповедально рассказывает о попытках увильнуть от прямых ответов, предпринятых после победы над Францией в июне 1940-го.

Относительно «ИГ Фарбен» и Аушвица III: прекрасно написанный «Адский картель» Диармайда Джеффриса, «Нацистские доктора» Роберта Джея Лифтона, «Я бежал из Аушвица» Рудольфа Врбы, «Аушвиц» Лоренса Риса, «Доброволец Аушвица: За пределами храбрости» Витольда Пилецкого «Человек ли это?», «Передышка» и «Канувшие и спасенные» Примо Леви. По части этоса и структуры СС: «Орден Мертвой головы» Хейнца Хёне (с великолепными приложениями) и «СС: Новая история» Адриана Вили.

Общую картину, неупорядоченные подробности и интуитивное понимание можно извлечь из следующих книг: «История Германии начиная с 1789» Голо Манна, «Размышления об истерзанном столетии» Роберта Конквеста, «Германский гений» и «Ужасная красота» Питера Уотсона, «Популярная история евреев» и «История современного мира» Пола Джонсона, «Сталинград, Берлин: Падение» и «Вторая мировая война» Энтони Бивора, «Прискорбный факт войны» и «Мировая война» Ниалла Фергюсона, трехтомник «Нацизм: История в документах и показаниях свидетелей» под редакцией Дж. Ноакса и Дж. Придхэма, «Экипаж бомбардировщика», «Армагеддон» и «Ад на земле» Макса Гастингса, «Ева Браун» Хайке Б. Гортемакера; «Секретарь» (книга о Бормане) Йохена фон Ланга, «Нацистский террор: Гестапо, евреи и рядовые немцы» Эрика Джонсона, «Гестапо» Эдварда Крэнкшоу и особенно его же великолепный «Бисмарк», ну и «Комендант Аушвица» – написанные в камере смертников воспоминания вечно пьяного массового убийцы Рудольфа Хёсса (из предисловия Примо Леви: «Несмотря на его попытки оправдаться, автор предстает перед нами таким, каков он и есть: вульгарным, глупым, невежественным и нудным негодяем»).

Что касается судорог и ритмов немецкой речи, главным моим наставником была Алисон Оуингс с ее «Фрау: Немецкие женщины вспоминают о Третьем рейхе». Оуингс раз за разом нащупывает, прибегая для этого к лести, юмору и обманам, пути к сближению с самыми разными женщинами – домашними хозяйками, героинями, консерваторшами, оппозиционерками, бывшими заключенными, бывшими охранницами. Собеседницы ее остаются анонимными – за одним исключением; сердцем этой увлекательной, пугающей и неизменно поучительной книги стало длинное интервью, взятое в Вермонте у Фреи фон Мольтке почти через полстолетия после казни ее мужа. Оуингс пишет:

Нервно пересаживаясь из одного маленького самолета в другой, чтобы добраться до ее дома, я предполагала встретиться с женщиной храброй и достойной – с такой я и встретилась. К чему я не была готова, так это к встрече с женщиной любящей.

«Тем, кто потерял мужей в ужасной войне, приходится – даже здесь, в этой стране – намного тяжелее, чем мне. Для них это было кошмаром: мужчины уходили воевать и уже не возвращались. Многие лишились мужей, которые ненавидели [режим] и тем не менее погибли. Это еще горше. Но для меня все было оправданным. Я думала: он выполнил свою жизненную задачу. Так и было. Несомненно.

Проговорив со мной достаточно долго, – сказала она, – вы поймете, что подобное испытание позволяет человеку заново выстроить целую жизнь. Когда его убили, у меня остались двое чудесных детей, двое моих сыновей. И я подумала: так. Этого тебе на всю жизнь хватит».

Если говорить о людях выживших и об их свидетельствах, мне хочется выделить из этого огромного устрашающего архива том, который заслуживает постоянного к нему обращения, – «Возвращение из ада» Антона Джилла. Это на редкость воодушевляющая сокровищница человеческих голосов, собранная и упорядоченная автором, который обладает и чутьем, и чувством такта. В сущности, эти воспоминания, эти драматические монологи способны придать новую форму нашему предположительному ответу на неизбежный вопрос: какими качествами нужно было обладать, чтобы выжить?

Обычно эти качества располагают в следующем порядке: удача; умение приспособляться – мгновенно и радикально; дар неприметности; единение с другим человеком или с группой людей; способность сохранять достоинство («люди, лишенные убеждений, ради которых стоит жить, – какой бы ни была природа этих убеждений, – как правило, гибнут», сколь бы яростно ни боролись они за жизнь); постоянно сохраняемая уверенность в своей невиновности (необходимость которой не один раз подчеркивается в «Архипелаге ГУЛАГ»); иммунитет к отчаянию и, опять-таки, удача.

Пообщавшись с персонажами книги Джилла, проникшись их стоицизмом, красноречием, афористической мудростью, чувством юмора, поэтичностью и присущей всем им высокой восприимчивостью, можно добавить к этому списку еще одно желательное качество. Решающий упрек идее нацизма состоит в том, что эти «недочеловеки» были, как выясняется, сливками человечества. А развитая, тонкая и чуткая чувствительность оказалась – не удивительно ли? – не помехой, но силой. Помимо почти единогласного неприятия мести (и полностью единогласного неприятия прощения), собранные в книге свидетельства обладают и еще одной общей чертой. Через все эти воспоминания красной нитью проходит чувство вины: мы спаслись, а кто-то более заслуживавший спасения, кто-то «лучший», чем мы, погиб. Но ведь это иллюзия, пусть и великодушная, – при всем должном уважении к кому бы то ни было, никого «лучше» вас попросту не было.

В книге он остался неназванным; однако теперь я обязан набрать на клавиатуре слова «Адольф Гитлер». Взятый в кавычки, он почему-то кажется в большей мере поддающимся истолкованию. Ни один из серьезных и видных историков не претендует на понимание этой фигуры, многие подчеркивают: не понимаем, а некоторые, такие как Алан Буллок, идут еще дальше и признаются во все сильнее одолевающем их замешательстве: «Гитлера я объяснить не могу. И не верю, что кто-нибудь сможет… Чем больше я узнаю о Гитлере, тем труднее мне найти для него объяснения». Мы очень многое знаем о «как» – как он делал то, что сделал, – но, похоже, не знаем почти ничего насчет «почему».