Читать книгу "Берег варваров - Норман Мейлер"

— А теперь я бы хотел перейти, — сказал Холлингсворт, — к одному инциденту, который привлек мое внимание, когда я работал с документами, готовясь к нашей встрече. Случай, в общем-то, заурядный, но я полагаю, что он достаточно занимателен, чтобы привлечь к себе наше общее внимание. Речь идет об одном молодом человеке, который работал в первичной организации той политической силы, которую представляет интересующий нас господин. Ну, работает он, значит, себе и работает. Парень хороший — судя по всем докладам и отчетам, — ну разве что чуть прямолинейный и непрактичный. Проходит примерно год, в течение которого молодого активиста то посылают на фронт, то отправляют на время в тыл, и он вдруг начинает вести себя если не странно, то по крайней мере неожиданно. В наших архивах сохранились отчеты, согласно которым молодой человек начинает серьезно о чем-то задумываться, а затем и вовсе суется ко всем подряд с весьма странными заявлениями. Говорит он, например, такие вещи: «Мы проигрываем войну, и виноваты в этом только мы сами. Мы убиваем невинных людей. Вот анархисты и говоруны — они и есть настоящие революционеры. Тогда возникает вопрос, кто же мы такие? Вот об этом-то я и хочу вас спросить». Потрясающе, насколько неосторожно и безрассудно ведет себя этот молодой человек. Его начальник, наш балканский друг, получает на парня донос за доносом. Впрочем, долго ждать не приходится: молодой человек сам приходит к нему и говорит ему о своих сомнениях и переживаниях прямо в глаза.

Холлингсворт сделал театральную паузу и по очереди заглянул в глаза всем троим слушателям.

— Так вот, поступают соответствующие приказы. Высшее руководство объявляет парня контрреволюционером и приговаривает к смерти. Еще раз повторяю: для тех условий — ничего необычного, нормальная практика идеологической борьбы. — Холлингсворт аккуратно почесал себе нос стирательной резинкой с тыльной стороны карандаша. — И что же делает наш знакомый? Вовсе не то, что вы сразу подумали. Он поступает совершенно неожиданно: он не только не отдает приказ о расстреле парня, но, наоборот, прячет его на какой-то конспиративной квартире и отсылает начальству сфабрикованный доклад о приведении приговора в исполнение. Еще раз повторю: это очень, очень непохоже на нашего друга. Так непохоже, что никому и в голову не приходит его проверить. Еще немного — и такая шалость сошла бы ему с рук. Но, увы, шила в мешке не утаишь, и руководству становится известно о таком грубом нарушении дисциплины. Нашему знакомому недвусмысленно дают понять, что если он не разберется с приговоренным окончательно, то разберутся уже с ним самим.

— Ой! — воскликнула Пенни.

— Да-да, такие нравы. На этот раз наш герой предпочитает не рисковать и выполняет приказ беспрекословно. Юный «контрреволюционер» отправляется на тот свет. Вот только почему-то — по причинам, на мой взгляд, сугубо психологического толка — наш знакомый приводит приговор в исполнение весьма необычным для себя способом. Он убивает парня лично.

— Что же в этом необычного? — как бы невзначай поинтересовался Маклеод.

— Видите ли, раньше он всегда мог себе позволить не марать руки в крови расстреливаемых. Для грязной работы всегда найдутся небрезгливые подчиненные. Но сейчас он лично отправляется к находящемуся под его опекой парню, который, кстати, полностью доверяет ему, несмотря ни на что. Ну вот, проговорив с юношей несколько часов кряду, он приводит приговор в исполнение. Затем возвращается домой, садится за письменный стол и записывает всю эту историю — для себя самого, больше ни для кого. Разве мог он знать, что и эти дневниковые записи со временем окажутся в досье, собранном на него в нашей организации? Ну что, что вы на все это скажете?

— Это все так жестоко! — с ироничной улыбкой воскликнула Ленни.

Холлингсворт только покачал головой.

— Он был обречен на то, чтобы поступить именно так, и те, кто отдавал ему этот приказ, прекрасно об этом знали. Наверное, обсуждаемый нами господин должен был быть готов к… отклонению от пути истинного. Надеюсь, я правильно выразил свою мысль. Но, убив лично ни в чем не повинного парня, он — как я понимаю, полагало и его начальство — должен был стать более убежденным и прямолинейным. Да-да, именно прямолинейным. Причем настолько, что вскоре он лично совершает новое убийство. Да-да, сам, один, без посторонней помощи.

— И при каких же условиях совершается это новое убийство? — хриплым голосом спросил Маклеод.

— А, это и вовсе заурядная история.

На самом деле этот рассказ занял у Холлингсворта еще больше времени. Речь шла об одном старом друге обсуждаемого нами уроженца Балкан. Они дружили много лет и неоднократно вместе работали. Этого человека отправили на задание в столицу той самой средиземноморской страны, где уже некоторое время действовал наш главный герой. Задание тот человек получил со своей родины, как сказал Холлингсворт, и по его же словам выходило, что это задание было очень важным. Тем не менее не успел он пробыть в столице и двух недель, как все его знакомые заметили, что с ним творится что-то неладное. Он постоянно пил, он, человек, который раньше практически не притрагивался к спиртному. Его руки дрожали, руки человека со стальными нервами, ветерана другой гражданской войны. Он изменился даже внешне, причем настолько, что даже вся его старая одежда перестала ему подходить. В общем, задание свое он выполнил и вернулся в гостиничный номер, где и просидел безвылазно три дня. Он никого не принимал, ни с кем не общался и лишь потреблял спиртное в огромных количествах. Вскоре для него передали паспорт, по которому он мог уехать обратно на восток, он же взял и переслал этот паспорт по почте своему балканскому другу, находившемуся в том же городе. Естественно, друг пришел к нему, и они — о чем с превеликим наслаждением в голосе поведал нам Холлингсворт, — как и в предыдущем случае, проговорили несколько часов кряду. Более того, судя по всему, они крепко поспорили. «Это мы и есть главные саботажники революции, — говорил старый друг, — мы сами пожрали самих себя. Мы не смогли устоять перед искушениями. Ложь погубила нас. Вот ты, например, помнишь о том, что равенство — это буржуазный лозунг и принцип? Мы ведь сами установили себе сдельные условия оплаты за революционную работу и стали зарабатывать столько, что наши жены ходят в мехах с головы до пят. В общем, мы набросали дерьма в молоко и яда в мед. Мы отбросили социализм на сто лет назад. Ты же сам понимаешь, что социалистическая мораль умерла, и, как я понимаю, это то самое острие иглы, на котором могут плясать только бесплотные, невесомые ангелы, но никак не та ложь, которую мы наворотили вокруг революции и самих себя». Вот так они и спорили, впрочем, точнее будет сказать — так говорил старый друг, а в конце концов он вдруг заявил, что не собирается возвращаться на родину, если его не заставят сделать это силой. В общем-то, он попросту просил своего балканского друга, чтобы тот применил силу и заставил его уехать.

— Разговор кончился тем, — сказал Холлингсворт, — что наш балканский знакомый убил своего старого друга-идеалиста. И это, повторюсь, так же выбивается из общей линии его поведения. Вы понимаете, что он этим поступком превысил свои полномочия. Ему было приказано лишь передать ДРУГУ паспорт, а расправиться с ним должен был кто-то другой.