Читать книгу "София и тайны гарема - Энн Чемберлен"

Вот так встреча с Хусейном положила начало моим связям с суфиями, которые продолжались все лето. Но я не мог дать обет верности шейху ордена — отданный им приказ потребовал бы от меня невозможного, в то время как моя госпожа могла попросить меня к себе в любое время — реши она уехать из Коньи, я обязан был сопровождать ее. Многие из суфиев настаивали на том, что религиозность вовсе не помеха службе. Но, согласитесь, одно дело, когда ты простой торговец и, стало быть, можешь в любую минуту закрыть свою лавку, повесить на дверь замок и отправиться туда, куда зовет тебя твой религиозный долг; и совсем другое, когда между тобой и Аллахом стоит хозяин, которому ты обязан повиноваться.

— Когда-нибудь, — пообещал я своему старому другу.

— Да. Когда-нибудь, — мягко кивнул в ответ Хусейн. — Когда будет угодно Аллаху.

XXXVII

Миновал первый мусульманский год. К концу лета в стране постепенно воцарилось спокойствие.

Я постепенно начал находить удовольствие в том, чтобы проводить все свободное время на женской половине дворца, коротая вечера в беседах со своей госпожой. Зима в этом году наступила на удивление рано, выпал уже первый снег, уютно укутав Конью своим пуховым одеялом. А сидя в гареме, удобно устроившись возле жаровни, где жарко пылают угли, было особенно приятно любоваться в окно на свежевыпавший снег. Но не только это удерживало меня в гареме: дело в том, что наш хозяин нанял чтицу, и теперь она сидела, отделенная от нас занавесом. И хотя суфий был мой друг и его таланты не подвергались сомнению, я, скрепя сердце, все же вынужден был со временем признать, что ему до этой женщины далеко. Женщины, как я сам неоднократно имел случай убедиться, обладают какой-то врожденной склонностью к поэзии и далеко превосходят в этом нас, мужчин. Да, мужчины легче и чаще впадают в религиозный транс, но женщины… Для них область чувств — естественная среда, они вплетают их в стихи, словно разноцветные нити в ковер, свивая прихотливый узор, который долго еще будет радовать глаз его обладателя.

Женщины и многочисленные гостьи только-только начали рассаживаться, когда вдруг в комнату, запыхавшись, ворвался младший сын нашего хозяина. Женщины заахали, принялись ласкать и тетешкать малыша, передавая его с рук на руки, на все лады расхваливая его новехонькую, сшитую по случаю праздника жилетку и шутливо приговаривая при этом:

— А где же наш большой мальчик? Подумайте только, наш большой мальчик заявил, что он уже достаточно взрослый, чтобы праздновать этот день на мужской половине вместе с остальными мужчинами, и вот, нате вам, пожалуйста! Праздник еще не начался, а он уже прибежал к нам!

Малыш, которому на вид было не больше четырех, терпеливо сносил их насмешки и поддразнивания, только блеснувшая в глазах слезинка да багровые пятна, загоревшиеся на его щеках, выдавали снедавший его стыд. Однако, едва улучив момент, чтобы вставить слово, он тут же принялся спорить.

— Неправда! Я уже больше не ребенок! И я пришел не просто так: отец сам прислал меня сюда с очень важным сообщением! Он сказал — дело государственной важности!

— О-о-о! — застонали женщины в один голос. — Да неужели? Дело государственной важности, говоришь? — Никто не сомневался, что малыш просто повторяет слова своего отца, сказанные, чтобы убедить его взять на себя роль посланца.

Послышались смешки, но мальчуган и ухом не повел, будто и не слышал. Вместо того чтобы обидеться, он повернулся ко мне с таким видом, словно хотел сказать: «Мы мужчины, а стало быть, у нас есть дела поважнее, чем обращать внимание на кудахтанье этих глупых женщин, верно?»

Я счел излишним разочаровывать его, да и зачем? Придет еще время, когда он на собственном опыте узнает, что способность женщин считать государственные заботы глупыми является одной из сильных сторон слабого пола.

— Евнух, — продолжал между тем мальчуган, — мой отец просит тебя прийти и разделить с ним праздничный ужин.

— О мой маленький дядюшка, — отозвался я. — Приглашение твоего отца — огромная честь для меня. Но я уже предупредил его, что вынужден отклонить это любезное приглашение, поскольку решил провести вечер со своей госпожой.

— Но он настаивает! — возразил мальчик. — Ты, наверное, просто еще не знаешь: к нам приехал еще один гость. Никогда не догадаешься, кто это! Ладно, так и быть, скажу. Это Ферхад-бей. Он вернулся.

Я молча встал, собираясь идти, и, уже повернувшись к двери, перехватил взгляд госпожи. В ее расширившихся глазах стояло удивление. То же самое чувство испытывал и я сам. Все еще не в силах поверить тому, что услышал, я покинул гарем, чтобы вновь окунуться в мир мужчин.

Спустившись вниз, в селамлик[26], я даже споткнулся на пороге, слегка опешив от царившего там шума; казалось, я разом оказался в самом эпицентре бури, кольцом охватившей крохотный островок мира и спокойствия, которым в губернаторском дворце являлся гарем. Прошло немало времени, прежде чем все расселись, и шум, наконец, немного стих.

На почетном месте по правую руку губернатора сидел человек, при виде которого недоумение, передавшееся мне от моей госпожи, сразу же рассеялось. Нисколько не сомневаюсь, что мою скромную персону он счел чем-то вроде тайного посланца из гарема, поскольку стоило ему только увидеть меня на пороге, как он поспешно вскочил на ноги. А поклон, которым он приветствовал меня, говорил не только о той радости, которую ему доставил мой приход, но и о почтении и даже, я бы сказал, безумном восторге, который он испытал в эту минуту. Его взгляд буравил меня, словно пытаясь прочесть на моем лице хоть какие-то известия о его возлюбленной, однако я упорно отводил глаза в сторону. Менее всего на свете мне бы хотелось в эту минуту встретиться с ним взглядом. Сказать по правде, я так растерялся, что едва не ударился в панику. Стараясь смотреть в сторону, я ломал себе голову, зачем он явился сюда. Наконец, не выдержав, я спросил его об этом прямо.

— По приказу моего господина и повелителя, султана всех правоверных, — вот и весь ответ, который допускала его скромность. Больше Ферхад не проронил ни слова.

Видя, что он молчит, а я по-прежнему теряюсь в догадках, наш хозяин счел нужным вмешаться, чтобы прояснить некоторые детали.

— За великую храбрость, проявленную в сражениях с персами, наш добрый друг Ферхад-бей получил достойную награду. Наш господин и повелитель султан назначил его Хранителем Султанского Коня. Возблагодарим Аллаха за эту великую милость — теперь Ферхад-бей останется с нами, под крышей моего дома.

— Здесь? В Конье? — тупо переспросил я, все еще думая, что я ослышался.

— Конечно же здесь, в Конье, — подтвердил губернатор. Он просто светился радостью. — Теперь все двери открыты для тебя, мой друг.