Читать книгу "Империя солнца - Джеймс Грэм Баллард"

Джим оглянулся на едва заметные вдалеке крыши лагеря. Он уезжал из Лунхуа, и это было само по себе странно, однако он уже понял, что лагерь просто-напросто в очередной раз поймал его, как сделал это три года назад, во время войны. Одного слова Таллоха оказалось достаточно, чтобы тот внешне надежный мир, который он уже начал выстраивать вокруг себя из единственной крохотной комнатенки и нескольких банок «Спама», рухнул в небытие.

Они проехали мимо пагоды Лунхуа на северной оконечности аэродрома; стволы зенитных установок по-прежнему были направлены в небо. Джим стал искать глазами среди разрушенных ангаров какую-нибудь фигуру, хотя бы отдаленно напоминающую молодого летчика-камикадзе. Ему было жаль, что он так и не успел отплатить ему за то манго. В миле к востоку стоял олимпийский стадион Наньдао. Иероглифы на выщербленном осколками фасаде, воспевающие щедрость генералиссимуса Чана, еще задорнее, чем прежде, царили над автостоянкой — как будто история повернула вспять, и старый феодальный Китай вернулся, чтобы предъявить свои права на эту землю.

Грузовик резко бросило вбок, и он, накренившись, перевалился через боковую кромку шоссе. Лейтенанту Прайсу ни с того ни с сего пришло в голову свернуть на проселок, который вел к стадиону. Джим слышал, как Таллох начал было протестовать, но тут над рулем появился кувшин с вином и перешел из рук в руки. Они проехали мимо первых блиндажей и стрелковых ячеек, отрытых возле бывшей японской штаб-квартиры. Через поля потянулись полуобвалившиеся противотанковые рвы со скатами, сплошь замусоренными пулеметными лентами и ящиками из-под патронов.

Джим откинулся на скатку из парашютного шелка. Он с самого начала знал, что олимпийский стадион окажется непреодолимым искушением для лейтенанта Прайса. С тех пор как он снова поселился в Лунхуа, британцы постоянно расспрашивали его о той мебели, которой были заставлены трибуны стадиона. И Джиму, для того чтобы обезопасить источники поступления пищи и журналов, приходилось слегка корректировать собственные воспоминания. И вот теперь созданный им мираж завладел воображением Прайса, и отыгрывать назад было поздно.

Ярдах в ста от автостоянки они свернули с дороги и припарковали грузовик в узкой дренажной выемке между насыпями двух идущих параллельно противотанковых рвов. Прайс и Таллох, совершенно пьяные, выбрались из кабины. Оба закурили, искоса поглядывая на стадион.

Прайс постучал стволом винтовки в борт кузова. Когда он позвал Джима, в голосе у него явственно звучала насмешка:

— Шанхай Джим…

— Просто заглянем по дороге, и все, Джим, — пьяным голосом объяснил Таллох. — Захватим ящик скотча и пару шубок для девочек с Нанкинского проспекта.

— Я не видел там шуб, мистер Таллох, и скотча тоже не видел. Там было много кресел и обеденных столов.

Лейтенант Прайс оттолкнул Таллоха в сторону.

— Обеденные столы? Ты что, считаешь, что мы позавтракать сюда приехали? — Он посмотрел на фасад стадиона так, словно тамошняя полуосыпавшаяся штукатурка пыталась соперничать белизной с его выцветшей кожей.

Джим ушел в сторону от винтовочного ствола, нацеленного прямо ему в голову.

— Там были буфеты и гардеробы.

— Гардеробы? — Таллох снова объявился за спиной у Прайса. — Лейтенант, все сходится.

— Все правильно, — успокоил себя Прайс. Он пробежался пальцами по сигаретным ожогам, выстукивая тайный код боли и памяти. — Я же тебе говорил, что у этого пацана глаза на месте.

Они перешли дорогу и двинулись через автостоянку. Прайс оперся обеими руками о корпус мертвого, без гусениц, танка и сплюнул густую тюремную мокроту в открытый передний люк. Джим, стараясь держаться подальше, прошелся между рядами грузовиков, думая о мистере Макстеде. Может быть, он до сих пор лежит на испачканном кровью футбольном газоне? Он съел так много пищи за эти несколько дней, что теперь чувствовал себя виноватым, а еще он вспомнил, что мог тогда продать свои туфли для гольфа. На олимпийском стадионе, конечно, была тьма-тьмущая награбленных японцами барных стоек, но сам по себе он отчего-то казался Джиму зловещим и мрачным и не предвещал ничего хорошего. Здесь он видел отсвет от ядерного взрыва в Нагасаки. И этот белый призрачный свет до сих пор лежал и на дороге, по которой они отправились в свой последний путь из Лунхуа, и на беленом фасаде стадиона, и на известково-бледной коже лейтенанта Прайса.

Отогнав мух журналом, Джим сел на подножку грузовика и принялся изучать свой «Лайф». На фотографии американские морские пехотинцы поднимали на вершине горы Сурибаши флаг, после победы в сражении за Иводзиму. Война. Если судить по журналам, то война, в которой бились американцы, была предприятием героическим и больше всего походила на комиксы, которые Джим читал, когда был маленьким. Даже мертвые здесь получали свою долю общего блеска, превращаясь не в мертвых, а в павших…

Над головами пронеслись два «Мустанга», ведя за собой грузно надвинувшуюся с западной стороны горизонта «сверхкрепость»: с открытыми бомбовыми люками, готовую засыпать пустынные поля банками «Спама» и пачками «Ридерз дайджест». Эхо двигателей забарабанило по земле у Джима под ногами, подернув дрожью разбитые машины на автостоянке.

Джим опустил журнал и увидел, что из входного туннеля стадиона бегут вооруженные люди и что-то кричат на ходу, но их крики тонули в реве моторов. «Сверхкрепость» ушла в сторону, но люди в панике бежали и бежали из туннеля, так, словно боялись, что стадион сейчас начнут бомбить. Через автостоянку промчался бородатый европеец в кожаной куртке американского пилота, за ним бежали еще двое, с охотничьими ружьями в руках. Следом, во главе группы вооруженных бамбуковыми палками кули, пробежал, согнувшись чуть не до самой земли, голый по пояс китаец в черных штанах и с пистолетом на поясе.

Из туннеля вышел, отблескивая на ярком солнце стволами винтовок, взвод гоминьдановцев. Они остановились, подняли винтовки и ударили вслед бегущим нестройным залпом из всех стволов. Джим открыл дверцу и забрался внутрь кабины. В пятидесяти футах от входа, в белой, осыпавшейся сверху известковой пыли, лежал Таллох. Мимо него, уставив белое как фонарик, лицо в землю, бежал к выстроившимся в ряд грузовикам лейтенант Прайс. Оборвав с руки бинт, он перескочил через невысокую стенку на краю автостоянки и с головой ушел в воду на идущем вдоль дороги затопленном рисовом поле.

Китайский офицер в последний раз выстрелил из пистолета в барахтающегося в воде Прайса и сел на корточки прямо у самого выхода. Его солдаты с винтовками наперевес подошли к крайней линии ржавеющих автомобилей. Они как мух, напоказ, отогнали последних раненых членов разбойничьей шайки, сделали поворот кругом и вернулись в безопасные стены стадиона. Мертвый Таллох лежал на солнцепеке, и его кровь быстро впитывалась в меловую пыль.

Над Хуньджяо снижались алые и синие купола парашютов. Джим перебрался через сиденье, открыл дверцу на дальней от стадиона стороне грузовика и выскользнул из кабины. Стараясь не показываться из-за ржавых зарядных ящиков и полевых пушек, он побежал к ограде на краю автостоянки.