Читать книгу "Десант стоит насмерть. Операция "Багратион" - Юрий Валин"

— Да я же не знала, как делают! Я хотела в глаза сказать, когда уже точно буду знать. Чтоб ты не волновался. Но потом нас в Ногинск отправили. А когда отпускали, ты в командировке был. Потом нас опять на полигон…

Женька зажмурился.

— Это не тот полигон, — пролепетала рыжая дура. — Жень, я…

— Дура ты, — озвучил весьма терзающую его мысль боевой переводчик.

— Чего это я «дура»?! Ведь я бы все равно служить пошла. Я что, слабоумная или пенсионер-инвалид?! Психа у нас дома. И не уйдет. Жень, я зараженных видела. Я тебя… вас видела, когда вы от парка к больнице…

— Блин, а это-то откуда?

— Кусок в новостях показывали. А нам все отснятое камерами. Как пример оперативной работы в новых условиях.

— Да, на Психу, наверное, очень похоже.

— Алгоритм и логистика проведения оперативных мероприятий показательны… Жен-н-ня!

Слаб человек. Когда теплые руки шею обвивают, трудно младшему сержанту устоять. Да и не спасет тут повышение в звании, губы у курсанта Уваровой тоже были теплые и чуть соленые. Не хватает курсанту выдержки.

— Стоп. — Женька снял горячие руки со своей шеи. — У нас дверь приоткрыта и вообще…

— …не положено. — Иришка спешно промокнула щеки. — Жень, клянусь я больше никогда…

— Угу, согласно уровню допуска. Ладно, в общем, тут я и работаю. Вот комп, вот скромные бытовые условия…

Шкаф и загроможденный подоконник курсанта Уварову, видимо, не очень интересовали. Села в кресло, посмотрела в погашенный экран монитора:

— Я ваши цели и задачи знаю. Поверхностно, конечно. По «Рогозу» нас ввели в курс дела. Вчера. Проверяли реакцию.

— И что реакция? Неудачно у нас вышло, — пробормотал Земляков, думая, что форменный берет курсанту очень идет. Интересно, какое звание она после стажировки получит? И как субординация повлияет на, хм…

— Что? — Чуткая курсант запрокинула голову.

— Сзади постриглась. Жалко.

— Традиция. Первый выпуск вообще под машинку все снял. Так удобнее…

— Я знаю.

— Но челку я оставила. И вообще ты ничего не знаешь. — Курсант Уварова поднялась из кресла. — Я не буду, как она. Не те физические кондиции, да и толковых штабных оперативников сейчас жутко не хватает. У меня, между прочим, неплохо получается…

— Ну и слава богу…

По коридору кто-то прошел, пришлось распрыгиваться по углам.

— Нужно держать себя в руках, — сказала курсант Уварова, лихорадочно поправляя берет.

— Будем держать, — печально заверил Земляков. — Слушай, а что у тебя там? Уже со стволом, да?

— До выпуска только травматика положена. ПСМ.[134]Игрушка.

— Ну и что ж ты игрушки черт знает где носишь? А если что?

— Мне кобуру выдали, но там застежка тугая и клипса неудобная.

— При себе кобура? Давай, подгоню. Как ребенок, честное слово.

Женька разрабатывал кончиком ножа застежку кобуры и рассказывал про «расположение» Отдела. Ирка стояла в дверях, с достоинством кивала проходящим бойцам и командирам, уточняла детали. Вопросы были не очень глупые. Ну и марципановая жизнь наступает, когда твоя девчонка о порядке действий «по тревоге» расспрашивает.

Товарищи командиры задумчиво смотрели на стену, где рядом с революционным красавцем «маузером» висела видавшая виды «Астра». Сергеич успел вырезать дубовую плашку, и испанский пистолет выглядел недурно, хотя и простенько.

— Ломаем традиции, создаем новые, — заметил Варшавин.

— Это еще не традиция, — прохрипел Коваленко. — И вообще я категорически против женщин на войне. С другой стороны, раз уж у нас такие безобразные войны, пусть уж девчонки в системе будут. Как-то надежнее. И специальность можно заранее подобрать, и ватные штаны по росту.

— Будем надеяться. — Полковник Варшавин вздохнул.

Эпилог второй (безнадежный, из потерянной нами жизни)

23 июня 1964 года (К)

Дальний Восток. Порт

22.40

Волны накатывались, плескали-шумели, воняли водорослями, медузами и иными южными, надоевшими запахами. Вечер обнял сопки и Талиенван-бухту,[135]периметр и огромные тела сухогрузов накрыл легкий туман, но небо оставалось чистым, все ярче становились звезды, дрейфовала озабоченная луна.

Человек, стоявший у края пирса, смотрел на луну и прочие красоты неодобрительно. Ярко, конечно. Празднично. Но что толку в той праздничности, если отпуск отменился, семья черт знает где, слетать удастся разве что через неделю, да и то накоротко. И праздник сегодняшний вроде и не праздник, поскольку кто его здесь помнит? Нет, люди вокруг неплохие, свои люди, но не очень понимающие. Со всего Союза люди, у всех свои даты, где ж всё отмечать.

Человек вынул из кармана куртки портсигар…

Вот такая жизнь. Рейдовая. Бригаду мотает по стране и окрестностям. За год был Плесецк и Красный Холм, Альма и Байконур, неспокойный Спинбулдак и Днепровский, тропический Блуфилдс и голый скальный Птичий. В Чусуне хлопцы желудками маялись, в Свободе от смуглых веселых девок вообще никакого прохода. Честное слово, от тамошних кайманов проще отбрыкаться, чем от этих горячих.

Да, есть такая незнаменитая контора — Спецстройозеленение. К лесоводству три бригады этого учреждения имеют косвенное отношение, на многих периметрах из зеленых насаждений только герани и фикусы в жилых городках и ЦУПах. Но вредители, жучки-гусеницы и прочие хитрозадые дятлы на свет советской космонавтики ползут в изобилии. Очень интересуют новые объекты заграничных господ, да и иное неприятное случается. Скользкого врага отлавливают специально обученные товарищи из Конторы Глубокого Бурения, наглого гада отпугивают армейцы, технической защитой периметр оснащает мозговитый Минсредмаш. Вот чтобы эти серьезные ведомства не самоуспокаивались, не лепили технические глупости, сугубо по инерции тратя народные деньги, и существует скромное Спецстройозеленение.

Вот не думал никогда Михаил Игнатьевич Поборец, что придется с проверками раскатывать. Учился и работать начинал совсем по другой линии, но страна решила, что опыт и способности товарища Поборца именно здесь пригодятся, и то было верное решение.

В портсигаре лежала единственная папироса. Курить бросил еще в Минске, когда из института выперли. Понятно, не за курение, а за пьянку, но раз уж бросать, то все вредное разом. Станчик тогда приехал, ходил в институт и горком, требовал и просил. Стыдно было, хоть стреляйся. Восстановили под честное слово, и больше дурить было никак нельзя. Напрягся Поборец, как в школе напрягался, когда за год два класса штурмовал, и когда к поступлению готовился, и когда русский переучивал. С русским, конечно, вышло полегче, потому что рядом уже Лида появилась.