Читать книгу "Голгофа XX века. Том 1 - Борис Сопельняк"

«Дяденька, мой отец творил явную контрреволюцию. Я как пионер обязан это сказать — мой отец не защитник интересов Октября, а всячески помогал кулаку, стоял за него горой. И я не как сын, а как пионер прошу привлечь к суровой ответственности моего отца, чтобы в дальнейшем не дать повадку другим скрывать кулака и явно нарушать линию партии.

И еще добавляю, что мой отец сейчас присваивает кулацкое имущество: взял койку кулака Кулуканова Арсения и у него же хотел взять стог сена. Но Кулуканов не дал, а сказал, что пускай сено лучше возьмет казна».

Суд прислушался к просьбе сына и влепил его отцу десять лет ссылки…

«Этот сопливый пионер житья нам не дает!»

Размазывая пьяные слезы, орал Арсений Кулуканов.

— Что будем делать, батя? — требовательно вопрошал он. — Один твой сын на каторге. Теперь Пашка примется за меня, а потом и за тебя. Он же нас по миру пустит!

— Не пустит! — шипел дед. — Я с ним расправлюсь по-своему.

— Как хотите, но этого паршивца надо сжить со света… Я бы для этого дела никаких денег не пожалел, — добавил Арсений.

Восемнадцатилетний Данила, которому пока что не наливали, вскинул кудлатутю голову и внимательно посмотрел на дядьку.

— Да-да, никаких, — подтвердил Арсений.

Положение Данилы в доме деда было довольно-таки сложным. До неожиданной кончины матери он жил вместе с отцом в соседней деревне, а потом, когда в доме появилась мачеха, все пошло вкривь и вкось: молодая хозяйка так невзлюбила пасынка, что Даниле пришлось бежать из дома. Упал в ноги к деду, умолял не выгонять — и тот снизошел, правда, заявив, что работать придется за двоих. Поначалу Данила не роптал, старался изо всех сел, работая за одни харчи. А когда подрос и стал ходить на улицу, все чаще ему становилось стыдно: ни гармошки, ни хороших сапог у него не было, а без этого на успех у девчат и на дружбу парней рассчитывать нечего.

На двоюродного брата Пашку Даниле было наплевать, а вот деньги, которые посулил дядька Арсений, пришлись бы очень кстати. Данила задумался… Раз родичи так люто ненавидят Пашку, значит, любое проявление такой же ненависти со стороны Данилы пойдет ему на пользу. Для начала он решил надавать братцу по шее. Подходящего случая ждать пришлось недолго. Вот как рассказывала об этом случае, правда, уже следователю ОГПУ, мать Павлика — Татьяна Морозова.

— В ноябре 1931 года мой сын Морозов Павел доказал про своего отца, моего мужа Трофима Сергеевича, что он фабриковал документы и продавал их спецпереселенцам, за что его осудили на 10 лет.

Павлик учился в школе, состоял в отряде пионеров. После всего этого мой свекор Морозов Сергей Сергеевич поимел злобу к Павлику. Стал к нему проявлять ненависть и его внук Данила, который жил у деда. В последних числах августа, когда Павел зашел на их двор за нашей седелкой, к нему подскочил Данила и закричал: «Я тебя, коммуниста проклятого, все равно зарежу. Но если выйдешь из пионеров, то будешь жить!» На что Павел ответил: «Убивайте хоть сейчас, но из пионеров я не выйду!»

Тогда Данила так сильно ударил его по руке палкой, что она тут же вспухла. Я подбежала, чтобы защитить сына. И тогда Данила ударил этой палкой меня, причем прямо по лицу и так сильно, что тут же пошла кровь. В это время из дома вышел Сергей Сергеевич и его жена Аксинья, то есть дед и бабка Павлика. Причем бабка стала говорить так: «Мой милый внучек Данила, я давно тебе говорю: зарежь ты этого проклятого коммуниста, а то он никому покоя не даст!»

Мы с Павликом ушли со двора, а Данила вслед крикнул: «Не я буду, если тебя, проклятого коммуниста, не зарежу!»

Надо сказать, этот случай не прошел незамеченным: на следующий день Павел обратился к участковому милиционеру Якову Титову и подал заявление об избиении его самого и его матери. Заявление Титов принял, но разбираться, что к чему, не стал. (Замечу в скобках, что несколько позже эта халатность стоила ему семилетнего срока заключения.)

Прошло несколько дней… Убедившись, что рука у Павлика зажила и он может работать по хозяйству, Татьяна отправилась по делам в Тавду. Три дня ее не было дома, и именно в эти дни случилось то, что до сих пор является предметом всякого рода обсуждений и разбирательств.

Осеннею позолотой

Осыпался лес, поредел.

Клюкву на мшистых болотах

Заморозок задел.

Павлик с братишкой Федей

Встали еще на заре.

Взяли пустые ведра,

Звякнув дверным кольцом,

И зашагали бодро

Тропинкою, к солнцу лицом.

А там, где тропинка — вразвилку,

В ложбинке, где гуще тальник,

Стоит за кустами Данилка,

С ним рядом — какой-то старик.

Но вот, где кустарник повыше,

Мерзлой листвой шурша,

Навстречу Данилка вышел,

Сжав черенок ножа.

Встал на тропе — не пройдешь.

В зазубринах финский нож.

А вот как рассказывает об этом Татьяна в своих показаниях следователю ОГПУ.

— 2-го сентября я уехала в Тавду, а 3-го Павел и Федор пошли в лес за ягодами. Я вернулась 5-го и узнала, что Паша и Федя из лесу не вернулись. Я стала беспокоиться и обратилась к милиционеру, который собрал народ, и люди пошли в лес искать моих детей. Вскоре их нашли зарезанными.

Мой средний сын Алексей (ему 11 лет) рассказал, что 3-го сентября он видел, как Данила очень быстро шел из леса и за ним бежала наша собака. Алексей спросил, не видел ли он Павла и Федора, на что Данила ничего не ответил и только засмеялся. Одет он был в самотканные штаны и черную рубаху — это Алексей хорошо запомнил. Именно эти штаны и эту рубаху нашли у Сергея Морозова во время обыска.

Не могу не отметить и того, что 6-го сентября, когда моих зарезанных детей привезли из леса, бабка Аксинья встретила меня на улице и с усмешкой сказала: «Татьяна, мы тебе наделали мяса, а ты теперь его ешь!»

Ни обмыть убийство внуков, ни как следует насладиться местью дед с бабкой не успели: надо же было так случиться, что именно в тот момент, когда старуха затеяла стирку, чтобы замыть следы крови на штанах и рубахе Данилы, к ним пришли с обыском. И как старый жандарм мог так обмишуриться?! Не иначе, как подвела крестьянская жадность: нет, чтобы уничтожить улики и сжечь окровавленную одежду, так нет же, жалко. И даже нож со следами крови старик не выбросил, а спрятал (в это трудно поверить, но факт есть факт)… за иконы.

Деда с внуком тут же повязали и заперли в амбар. Это было большой ошибкой, так как подельников никогда не держат вместе, дабы они не могли сговориться. Напомню, что старик Морозов много лет служил надзирателем в тюрьмах Витебской губернии, острожные порядки знал хорошо, понимал, что предоставившуюся возможность упускать нельзя — и тут же взялся за обработку внука. Через несколько дней, когда Данила уже был в Тавде и им занимались профессионалы из ОГПУ, прижатый к стене балбес выдал деда с потрохами.