Читать книгу "Письма. Том II (1933–1935) - Николай Константинович Рерих"

уже сфабриковано, ибо нельзя же накладывать лиин, когда вообще вся цифра нуждается в разъяснениях. Прерываю до получения Вашей воскресной почты. Сегодня последний раз мы получаем ее в воскресенье, а с будущей недели эта почта будет приходить в понедельник по зимнему положению.

7. И вчера, в воскресенье, и сегодня, в понедельник 16 дек[абря], почты нет, потому кончаю письмо, чтобы завтра отправить. Беспокоит нас также и то обстоятельство, [что] за все это время до нас не дошло ни одного письма, ни одной присылки, которые, бывало, адресовались на Музей. Может быть, это значит, что все это попадает по какому-то другому назначению, а ведь письма могли быть из разных частей света. Потому посылаем Вам письмо для представления в Центральный Почтамт о передаче всех моих писем на имя Е. Зейдель. Как видите, в моем заявлении после имени Е. Зейдель оставлено пустое место, чтобы Вы могли на машинке вписать ее точный адрес, которого мы не знаем. Надеюсь, наш друг г-жа Зейдель не посетует за такой акт доверия, но мы действительно считаем ее верным другом и сознательным сотрудником. И в делах, и в отношении Вас она проявила столько трогательной дружественности, что можно считать ее в ряду самых верных сотрудников. Вероятно, и Вам самим уже не раз казалось, что с письмами может происходить нечто странное. Ко всему нужно быть готовыми, когда ярость и злонамерение бушуют.

8. Пишите как можно больше полезных и дружественных писем. Не забрасывайте никого из хороших людей. Пусть Фр[ансис] кроме Чили помнит и об Аргентине, да и о всех прочих, где только чувствуется доброе намерение. Как странно и как дико представить себе, что подобные предохранительные меры нужно принимать в отношении людей, которые были облечены полнейшим доверием. Но, защищаясь, Вы прежде всего защищаете Культурное дело. Эта борьба не личная, но борьба Культуры с тьмою, с огрубением, со слепотой, ведущими к разложению и разрушению. Теперь Вы еще раз видите, насколько легко может происходить вторжение сил темных, потому всегда так необходим несменный и неутомимый дозор. Перешлите прилагаемое письмо Авинову — не знаем, в каком именно Музее он сейчас состоит директором. Можете для себя прочесть это письмо и затем на конверте надпишите соответствующий адрес. За правду нужно спрашивать ясно и определенно. Ведь действительно мы ему ничего дурного не сделали и даже отзывались о нем в самых высоких выражениях. Как Москов? Мы понимаем, что всяких Шнарк[овских] и других, погрязших в отжившей ветоши, не нужно трогать. К молодым, к молодым, живым сердцам нужно устремляться. Жаль, не знаю адреса и имени отчества Олега Шаховского — хотел бы написать ему, но без отчества для первого письма совершенно неудобно. Ведь его имя было Упомянуто среди полезных друзей. Может быть, имя помянуто в связи с Княж[евич]? А может быть, и сам Олег в какой-то молодой группе будет чрезвычайно полезен и теперь, и после. Ведь об этом после следует все время думать, ибо наносные боковые течения нисколько не меняют курс корабля. Все делается так, как нужно. И там, где легкомысленные и падкие на тьму люди усматривают противное и всякое нарушение, именно там происходит великое строительство. Неисповедимы пути. Теперь Вы еще раз понимаете, почему при предателях завеса приподымалась лишь чуть-чуть. Без страха, мужественно собирайте новых друзей и укрепляйте всех верных.

Огорчает меня видеть, что здоровье Е. И. потрясено. Опять рвота, горения и общая слабость. Сколько нужно сердечной энергии, чтобы противостоять злым атакам! Слава Богу, что я сейчас здесь. Спешно пишется отчет экспедиции. Выйдет как бы целая книга с превосходнейшими картами. При нормальных обстоятельствах этот труд был бы высоко оценен — а теперь… даже приходит в голову, что, может быть, наши результаты будут отнесены за счет кого-либо другого. Там, где гнездится несправедливость и мерзость, там можно ожидать решительно все. Ведь семена немеченные. Сколько лжи может быть подстроено! Но правда все-таки торжествует. Свет все-таки побеждает, и подходят новые люди — лишь бы их допустить и принять. До сих пор часто люди некими личностями отталкивались ради своих скрытых намерений, и урожай засыхал, и упоминалась «какая-то клика». Не должно быть этого. Должна быть гласность, сердечность. Шлем Вам всю сердечность. Духом с Вами,

Р[ерих]

Добавление. Перед самой отсылкою письма пришли две Ваших почты с письмами от 20 по 27 ноября. Одновременно пришли и Ваши две телеграммы (полученные нами в девять часов 30 минут утра 17-го сего дек[абря]). Сейчас же послали Вам телеграфный ответ, а также квотированную телеграмму Хоршу.

1. Очень хорошо, что Вы помните, что Франсис писала письмо в Дарджилинг о картинах лишь условно, ибо мы-то всегда знали, что г-н Хорш — президент Учреждений и все делается для Учреждений. Это обстоятельство чрезвычайно важно, ибо только теперь может быть усмотрена преднамеренность всех его действий для личных целей. Адвокаты должны очень ясно понять всю эту корыстную преднамеренность.

2. Никаких минутсов Мастер-Инст[итута] Соединен[ых] Искусств не имеется, ибо все доклады по Мастер-Инст[итуту] Соед[иненных] Иск[усств] заслушивались в общем заседании Р[ерих]-Музея. Но, как Вы знаете, все репорты о Маст[ер]-Инст[итуте] Соед[иненных] Иск[усств] присылались мне на одобрение. В отчетах же Инст[итута] я значился «президент-основатель».

3. Насколько мы здесь знаем, пресловутое наименование «прокси» в феврале текущего года происходило вовсе не в заседании Маст[ер]-Инст[итута], но в заседании Трестис Р[ерих]-Музея. Ведь до сент[ября] текущего года, до самых последних минутсов, здесь полученных, мы лишь имели минутсы Р[ерих]-Музея.

4. Совершенно непонятно, каким образом летом 1935 года г-н Хорш мог без моего ведома и согласия сделаться совладельцем моих картин? Вероятно, это и есть тот «лиин», о котором Зина писала ранее. Очень просим Мориса сообщить нам во всех подробностях, как таковое важное действо могло произойти без меня. Надеюсь, Вы уже подробно рассказали это адвокатам, ведь один этот факт является вопиющим. Без моего ведома кто-то распоряжается и моим достоянием, и моим именем для того, чтобы отвратительно злоупотребить моим доверием. Впрочем, никакое доверие не может простираться до такой степени, чтобы без моего ведома происходили такие основные важнейшие акты.

5. Конечно, здесь мы не можем знать, как происходила временная замена нас в 1928 году. Вам это обстоятельство должно быть более памятным. Кроме того, если совет Трэстис в феврале текущего года постановлял о том, что мы будем восстановлены, то каким же образом это постановление может быть не приведено в действие? Для адвокатов хотя бы этот один пункт уже является чрезвычайно важным. Мы уже писали вам о том, что все время я и председательствовал, и подписывал Журналы Заседаний, а