Читать книгу "Водный мир - Людмила Райот"

— И что теперь будет? — спрашиваю я.

— С вероятностью восемьдесят шесть целых и девять десятых процента мы умрем.

Я киваю. После всех волнений нынешнего дня это утверждение уже не кажется таким печальным. К тому же, остаются еще… ммм… четырнадцать? тринадцать и одна десятая?.. В общем, сколько-то там процентов, что мы все-таки спасемся.

— Ты ждешь от меня тех же слов, что и от Тима, — внезапно говорит Никель. — Но я никогда не смогу произнести их. Это МОЯ экспедиция! Моя идея, моя мечта… Я первым узнал о новом мире. Я не отдам его Магарони.

Его рука на моем плече гневно сжимается, и я в ответ приникаю к нему крепче. Знаю. В этом весь Ник — он всегда будет стремиться к чему-то большему — далекому, дивному и неподвластному… Именно за это его и люблю.

— Но ты должна знать… — муж выпрямляется и напряженно смотрит мне в глаза, в глубине которых скребется паника. По его лицу скользит отблеск желтого, чуждого старому ЛИКу света, — что и…

Грохот заглушает конец его фразы. Море наконец проделывает брешь в куполе, разламывая стекло, словно печенье, и синей стеной летит прямо к нам. Ник сдергивает меня со стола, я успеваю набрать воздуха и задержать дыхание, и мы погружаемся в воду. Сверху обрушивается клокочущая, бритвенно острая и тяжелая, как нефтяной танкер, ярость стихии.

Сон-образ, приснившийся в поезде в Набиле, сбылся с поразительной точностью, только сейчас нет никого, кто смог бы протянуть мне руку помощи. Никель погибает вместе со мной, и я, оглушенная, парализованная болью, вцепляюсь в него судорожной инстинктивной хваткой, желая быть рядом до последнего. Меня раздирает на куски разочарование — я так никогда и не узнаю, что же он хотел сказать.

Костюмы делаются по-стальному жесткими, вдоль спины и рук бежит огонь, сплавляющий их в единое целое. Нас швыряет по залу негнущимися куклами, бьет об пол и кидает на стены. Вокруг мутная пелена из бурлящей пены, пузырьков воздуха, осколков купола и внутренней обшивки зала. Один из пузырей взрывается прямо у моего лица, и спустя несколько мгновений я могу дышать и видеть: перед глазами поблескивает тонкое стекло защитного шлема.

А потом среди холода, хаоса и смертельной опасности вдруг проклевывается теплое и чудесное ощущение. Оно — словно цветок, распустившийся на снегу и лютом морозе. Словно волна, идущая то ли из головы, то ли из сердца, дотягивающаяся до ступней и ладоней, наполняющая их жаром и дрожью. Это любовь чтеца — такая глубокая, сложная и всепоглощающая, что в ней запросто можно захлебнуться и утонуть. В ней сотни нот звучания и десятки оттенков цветов. Она ужасающе прекрасна и завораживающе страшна. Заглянуть в нее — все равно что шагнуть в бездонную пропасть или взобраться на вершину Эвереста, нырнуть в Мариинскую впадину или взлететь на орбиту планеты.

Она выше человеческого понимания и ее не перескажешь в трех словах. Ее невозможно описать, ее можно только показать — вот так, уничтожив все барьеры и ментальные скрепы. Никель наконец-то пустил меня в свою душу.

Когда шторм немного утихает, а вода, полностью пожрав некогда прекрасный зал, устремляется в коридоры нижнего яруса, я все еще цепляюсь за жизнь, зависнув на границе света и тьмы, воздуха и удушья, рассудка и беспамятства. Ник рядом. Я не вижу его в темноте, но чувствую — даже когда мы отпустили руки, а течение сумасшедшей силы стремилось разнести в стороны, что- то продолжало скреплять наши тела.

Уже теряя сознание, я замечаю яркий свет, приближающийся из глубин океана. Желтый прожектор, крошечный и невзрачный, словно слепленный из кусков металлолома, кораблик, а внутри кабины — две смутно знакомые фигуры. Одна из них напоминает Тимериуса, а вторая… Нет, этого просто не может быть!

Судно оторванных зависает поблизости и протягивает механическую руку-манипулятор. Железная клешня раскрывается и на удивление бережно смыкается вокруг нас. Я ощущаю рывок и скатываюсь в пучину спасительного обморока.

16. Нежданные союзники

Я прихожу в себя в необычном и странном месте. Неярко горят осветительные пластины под потолком, попискивают и перемигиваются лампочки на допотопной панели управления. Секунду назад мне снились чудесные сны, я наконец-то согрелась и успокоилась. Собираюсь перевернуться на бок, чтобы продолжить путешествие по миру сновидений и волшебных образов, но тело отзывается внезапной болью.

— Пора просыпаться, Варисса, — рядом звучит доброжелательный, смеющийся голос с еле различимым атлантийским акцентом. — Потерпите, я сделаю вам укол…

В следующую секунду в вену чуть пониже локтя вонзается игла. Я охаю и пытаюсь сфокусировать взгляд на склонившейся надо мной светлой фигуре. Голова кружится, поэтому лицо говорящего никак не желает складываться в четкую и узнаваемую картинку: черты двоятся, троятся и выделывают кульбиты в пространстве. Боль постепенно отступает, оставляя после себя ощущение общей раздавленности — можно подумать, по мне недавно потоптался сердитый и упитанный слон. Особенно досталось рукам и ногам. Я слабо шевелю пальцами, чтобы удостовериться, что конечности все еще сидят на своих законных местах, и смутно радуюсь их кажущейся целостности.

— Сможете встать? Нужно исключить наличие серьезных травм.

Человек тянется ко мне и, придерживая за плечи, помогает сначала сесть, а потом и принять вертикальное положение.

— Зачем вы мучаете меня? — хнычу я, вцепляясь в белую жилетку. К горлу подкатывает приступ тошноты, мышцы сопротивляются нагрузке и снова принимаются ныть, но сознание проясняется.

— Эта женщина только что в одиночку прогулялась по тонущему ЛИКу, а теперь прикидывается слабой! — фыркает Цисса. — Так не пойдет. Между прочим, мы изрядно поволновались, не найдя вас на крешейке.

До меня начинает доходить, что я нахожусь на кораблике оторванных, который внешне больше похож на ржавое ведро, чем на подводное средство передвижения. Внутри он немногим лучше. Потолки низкие, особенно в местах перехода из отсека в отсек. По бокам кубрика — жилого помещения для команды — приделаны четыре жесткие полки для сна, посередине что-то вроде микроскопического, прикрученного к полу стола. Рубка, виднеющаяся справа, такая крошечная, что в ней с трудом помещается пара кресел с приборной панелью и вогнутым, словно стекло в сферическом аквариуме, окном.

У входа в нее, почти задевая головой низкий свод, стоит Тимериус. В глазах друга столько упрека и печали, что я невольно сжимаюсь. Мне ужасно стыдно: я плакала вместе с ним, обнимала и даже представляла себя его невестой, а десять минут спустя обманула и сбежала навстречу катастрофе. Но я просто не могла поступить иначе, и причина этого сидит на кровати на другом краю комнаты.

Никель тоже выглядит потрепанным. Он по-турецки скрестил ноги и прислонился спиной к стене. Чтец молчит, передавая инициативу в руки Циссы, лишь улыбается и неотрывно смотрит на меня. Мне странно видеть его в новом прикиде: на нем штаны и атлантийская жилетка с чужого плеча — последняя забавно обтянула его, чуть не треща на широких плечах, — все какое-то блеклое, тусклое, полинялое… Неподалеку на полу лежит темная, бесформенная, местами прожженная масса, в которой я не без труда узнаю наши костюмы для межмировых перемещений.