Читать книгу "Ведьмина доля - Дарья Гущина"

Оглянувшись на бесов, я судорожно смяла записку в кулаке. Ноги незваных гостей кандалами оплетали амулеты — и дело за малым… Тьма портала пульсировала в ожидании жертвы, тянула ледяным сквозняком. Я надела защитные кольца. Жорик-Жорик, кем же был, зараза, какой мощью владел при жизни, если призраком сумел сотворить такое?.. Ритуал создания «Ямы» потерялся в вековых гонениях — в бесконечных охотах на ведьм и колдунов, но, сугубо мужское дело, ведьмам он был неподвластен. Но один колдун знания о ритуале сохранил. И использовал. Искуплением. Жертвенность смывает грехи.

Я настежь открыла кухонное окно, напитывая силой створки. С улицы пахло сыростью, и небо спряталось за тяжелыми тучами. Пластик стекла мелко задрожал и зарябил, насосом вбирая гудящий воздух. И, когда гул стал громким, я резко опустила створки, отскакивая в сторону. Мощный направленный порыв промчался по кухне напрямую, от окна к зеркалу, сметая на пол сундучки, табуретки и стол, сливаясь с ледяным сквозняком из портала. И я едва успела поставить колпак, до предела сгустив воздух, отгораживаясь от сквозного воздушного потока. Громыхнули звеняще цепи амулетов, и тьма тоже включила «насос», затягивая в свою утробу и «гостей», и пуфик, и коридорную тумбочку, и кухонный стол, и… скелет. И всё. Вот и всё…

Быстро закрыв окно, я приглушила сквозняк. Вернула на место стол, застрявший в дверном проеме. Достала из-под раковины мусорный пакет и подошла к пульсирующему зеркалу. Тьма приглашающе завибрировала, и, отзываясь, нагрелись кольца. Обойдешься… Зеркало, звеня амулетной «рамой», отделилось от стены, зависнув горизонтально над моей головой. Я раскрыла мусорный пакет и длинно выдохнула, вновь сгущая воздух, сминая и ломая последнее Жориково творение. Тьма замерла, по черной поверхности пошли трещины, и зеркало угольной пылью осыпалось в подставленный пакет. И сразу же взорвалось проливным дождем небо.

Я не успокоилась, пока не уничтожила портал — пока в пакет не ссыпался мелкой крошкой последний амулет. Пока нечисть не подсказала, что мы в безопасности. И спящие колдовским сном соседи, и я. Небрежно затянув мешок и бросив его у стены в коридоре, я прошла на кухню и замерла у окна. Дождь хлестал как одержимый, барабаня по крыше и карнизам, ревущим потоком шипя на асфальте, до передела сокращая видимость. Хороня спящий город под тоннами ледяной воды.

Снова распахнув окно, я взобралась на подоконник, часто задышала, и по лицу потекла холодная вода. Заклятье крепко держало под замком чувства, но так… стало чуть больнее. И почему-то легче. Слишком силен контраст. Непроглядная тьма снаружи и теплый свет внутри. Головокружительно свежий воздух извне и удушающая вонь здесь. Грохот воды на улице и оглушающее одиночество пустой квартиры. Совсем пустой. Я закрыла глаза. Отвела судьба Зойку, слава богу… И меня. И… вспомнилось.

— Жор, на кой черт мне таскать на себе эти килограммы? — я, ворча, послушно надевала подвески и кольца, а призрак указывал, что брать.

— На той черт, Уля, — хмыкал он смешливо. — На той, шо будущее больно… — як по-русски? — зыбко. Зыбко, да. Я — знающий, и можу знати. И показати. Шо делать, як схорониться, як обходити. Но ты, — и ткнул в меня пальцем и перешел на деловитый русский: — ты, коли прознаешь, только шажочек шагнешь — и все, поплывет будущее. И я не успею увидеть и прознать. И помочь уже не успею. А покуда не знаешь ничего — помогу, чем смогу.

«Чем смогу…» эхом отдалось в ушах, и я снова посмотрела на дождь. Кем же ты был, а?.. Я вытянула затекшие ноги и поежилась. Воздух стремительно пропитывался вязкой ледяной сыростью, и в чужой воде стало тяжело дышать и пополнять резервы. Дождей не было так давно, что я и забыла, почему не люблю ливни, особенно… Я резко соскочила с подоконника и, поскользнувшись, шлепнулась на пол. М-мать, балда сентиментальная и безголовая… Драпать надо было, пусть и в дождь… Другой вопрос — далеко ли я убежала бы от?..

Шорох открывающейся двери и прихрамывающие шаги в коридоре. Влага, забивающая легкие, выпивающая дыхание и силу. Прелый запах осени. Неподъемно тяжелое тело, пропитанное дождевой водой, и потушенные «угли». Забыла, с кем имею дело — совсем забыла, что Раяна отлично знает мои способности и слабые места, ведь когда-то сама была такой же…

Я кое-как села, привалившись спиной к батарее и запрокинув голову. От недостатка воздуха мутилось в голове. Мысли кружили обрывками обгоревшей бумаги, почему-то ища оправдания беспечности. Но Круг — или хотя бы Томку — нужно было вызывать еще на крыше. Бесы же не в гости пришли — они за мной пришли. А раз не получилось у них… Я горько ухмыльнулась подошедшей Раяне. Так всегда: знаешь, что сильная, веришь, что справишься, а потом становится поздно даже просить о помощи… И винить, кроме себя и собственной гордости, некого.

— Доброй ночи, Уля, — ведьма улыбнулась, но зеленые глаза смотрели холодно. — Вижу, ты… не удивлена. Наблюдатель сболтнул?

Я невнятно булькнула в ответ. Вот, сволочь, неужели они… Ведьма наклонилась надо мной, и меня словно ледяной водой окатило. Тело парализовало, дыхание сперло. И с тихим щелчком упали на пол две потухшие наблюдательские «бабочки», отвалившись от куртки и джинсов. И змеей сполз с руки отцовский браслет. А вот Жориковы кольца и Томкина монетка… безобидны для нее?

— Интересная вещица, — Раяна подняла браслет и принюхалась, восхищенно цокнула языком, — штучная. Знаешь, как делают такую… защиту?

Мне было плевать. Нечисть во мне булькала, бултыхалась и пыталась поскандалить, но вновь и вновь уходила под воду, притапливаемая крепкой рукой. И всё меньше оставалось воздуха. Кухня плыла перед глазами, а хриплый запинающийся голос доносился как сквозь толщу воды.

— Одно дается, а другое… отнимается, — говорила «коллега» как ни в чем не бывало. — То, что одному… дает жизнь, для другого… смерть, — и щелкнула застежкой, надевая браслет. — Одно спасение тебе — три… года жизни в минус… у творца… пока он жив. Полезная вещь. Пригодится. Прогуляемся?

Не врет, хотя хотелось бы, чтобы лгала. Я попыталась вздохнуть и захлебнулась кашлем. Па, ну зачем же, я же того не стою…

— Прогуляемся, — решила за меня «гостья». — Ты хорошая ведьма, Уля. Очень хорошая. У тебя… лишь один… недостаток. Ты… маленькая. Неопытная оттого и… человечная. Он исправляется… со временем, — зеленые глаза нехорошо блеснули. — Но вот будет ли оно… у тебя? Договоримся… ли?

Томкину монетку Раяна не заметила, и амулет жег внутренний карман куртки. Легкие горели огнем, грудь раздирал кашель. И отвратительное ощущение бессилия усугублялось тем, что помощь — рядом, через три дома, через ткань, только смоги… Мощный поток ледяной воды ударил в лицо, и я, захлебываясь, провалилась в темноту.

…ненавижу воду… Она стекала с волос за шиворот и на лицо, насквозь промочила одежду и хлюпала в кроссовках. Ледяная. Тело трясло в ознобе, холодом сводило мышцы. «Угли»… тлели, потушенные. И именно это привело в чувство. Отсутствие силы — как запах нашатыря — ощущение резкое, болезненное до ломоты в локтевых суставах.

— Уля, хватит… притворяться, — сиплый голос, искаженный водяной «стеной». — Пора… поговорить.