Читать книгу "Ледяная тюрьма - Дин Кунц"

Во рту появился привкус крови. Настолько старательно она сражалась с собой и, пытаясь задавить нарастающий ужас, с такой силой кусала нижнюю губу, что прокусила ее до крови. Солоноватый металлический вкус — и боль — помогли сосредоточиться Рите на настоящей опасности, на том, что в самом деле грозило гибелью.

В сердце туннеля, по средней оси его, из черных глубин всплывал Роджер Брескин, все четче проступая в призрачном луче лампы Джорджа Лина.

Харри уже пропал в бездонной пропасти, уходившей куда-то вниз, которая вдруг предстала не просто скважиной, ведущей на сотни метров вглубь, но путем в вечность.

Брескин по прямой пошел на Брайана.

Ясное дело, до Брайана только-только стала понемногу доходить суть происходящего. Да и не смог бы он двигаться настолько быстро, чтобы увернуться от Брескина, пусть даже и у Брайана был достаточно значительный опыт подводного плавания.

Рита оттолкнулась от стены и поплыла за нападающим, испытывая страстное желание иметь при себе хоть какое-то оружие и надеясь, что внезапность — тоже немалое преимущество и, бог даст, ей достанет одного этого благоприятствующего ей обстоятельства.

* * *

Как только Брайан увидел Роджера Брескина, взмывающего акулой из лишенных света глубин, он припомнил тот разговор, что был между ними сегодня, сразу после того, как они спасли Джорджа, вытащив его из пропасти, где Джордж валялся на карнизе, выступающем сбоку айсберга. Брайан тогда только что был поднят на вершину айсберга, и его било и трясло, он был слаб, но испытывал облегчение.

Невероятно.

Что ты там шепчешь?

В свое везение поверить не могу.

Ты в меня не верил?

Ладно тебе. Просто я боялся: веревка перетрется, утес обвалится, еще что стрясется. А все обошлось.

Да успеешь умереть. Просто время твое не вышло. И место не то.

Брайан тогда решил, что Роджер философствует, и еще удивился этому — не очень-то Брескин походил на любомудра. Теперь же до него дошло, что то, что он счел глубокомысленностью, на самом деле означало наглую, неприкрытую угрозу, что Брескин просто искренне и от всего сердца пообещал прибегнуть к насилию.

То ли Брескин не пожелал, чтобы Джордж был всему свидетелем, то ли не захотел нападать на Брайана тогда или еще раньше по каким-то иным, непонятным, необъяснимым, безумным соображениям — кто знает, что на уме у сумасшедшего? Теперь-то было куда больше свидетелей, не один только Джордж, а вовсе не было похоже, что Роджера это как-то тревожит.

Но хотя этот разговор и всплыл в памяти Брайана, который снова пережил и прочувствовал его, все равно Брайан попытался лишь увернуться, метнувшись к стене туннеля. Но не смог: они сцепились друг с другом и полетели в темноту. Могучие ноги Брескина обхватили Брайана, словно челюсти краба. Потом Брайан почувствовал руку на своем горле. На своей маске.

* * *

Джордж Лин подумал, что русские аквалангисты с подводной лодки решили напасть на них.

С того самого момента, когда он услышал о предложении россиян прийти на помощь, Джордж понял, что у них на уме какие-то коварные штучки. Он, понятно, попытался вычислить, на что они способны, но такого вообразить не мог: это же надо — убивать людей в предательских глубинах туннеля. Чего им вздумалось затеять такие хлопоты ради уничтожения кучки иностранцев, которые и так обречены на погибель, потому что ученых этих или разорвет на мелкие кусочки, или утопит в убийственно студеном море тот взрыв, что грянет в полночь? Какое-то бессмысленное, бесцельное безумие, но, с другой стороны, ему было хорошо известно, что ничто из всего того, что творили и творят коммунисты, не бывает осмысленным. Нигде, в любом уголке мира, не только в России или Китае, но и в иных уголках земного шара, и всегда, правили ли коммунисты или же только рвались к власти, запугивая население, не бывало, чтобы в деяниях этой ужасной власти обнаруживался какой-то смысл. В их идеологии не было ничего, кроме безумной жажды неограниченной ничем власти, их политика выглядела каким-то идолопоклонством, безумным культом, страшной религией, отлученной от нравственности и даже рассудка, а их кровавые буйства и беспредельную, бездонную жестокость никогда не поймет и не уразумеет всяк, кто не разделяет их сумасшедших убеждений, сколько бы и как бы он ни старался разобраться в столь ужасных деяниях.

Джордж предпочел бы поспешить вплавь наверх, к началу туннеля, чтобы выползти из круглого бассейна, а потом выбраться на верхушку айсберга, отыскать одну из скважин со взрывчаткой, улечься поверх нее, и пусть полуночный взрыв разнесет его на мелкие кусочки, потому что такая смерть будет чище какого угодно рода погибели от рук техлюдей. Но он не мог сдвинуться с места. Его пальцы так плотно охватили кабель антенного фидера, что ни клей, ни сварка не сумели бы обеспечить более прочного шва. А правая ладонь до того цепко держалась за галогеновую лампу, что даже пальцы болели.

Он ожидал гибели, думая, что умрет так, как умирала сестра. Как матери пришлось умирать. Как умирали дедушка с бабушкой. Прошлое рванулось вперед, чтобы объять собой настоящее.

Каким дураком он был, рассчитывая скрыться от ужасов своего детства. Нет, в конце концов, ягненка все равно режут.

* * *

За Харри, чуть повыше и немного сбоку его головы влачился воздуховод, а водолазная маска, прикрепленная к концу этого шланга, болталась чуть выше. Харри смог ухватить маску и, притянув ее к себе, попытался нацепить ее на лицо. В маске было много воды, и Харри не смог задышать сразу же, он побоялся, хотя легкие горели огнем. Сумев натянуть один угол резинового кольца, он добился того, что кислородно-гелиевая смесь вытеснила воду из-под плексигласового окна спереди маски, и лишь убедившись, что воды под маской не осталось, он, еще прочней закрепив тот самый уголок овальной резиновой рамки, позволил себе сделать глубокий вдох, потом еще и еще, и еще, истекая слюной, глотая и давясь слюной, и задыхаясь от облегчения. И эта слюна с ее непонятным привкусом из-за странных запаха и вкуса дыхательной газовой смеси была куда роскошнее и сладостнее, чем все яства и напитки, которые довелось ему пробовать за всю его не столь уж долгую жизнь.

В груди все горело, глаза воспалились, а голова болела так, что, казалось, вот-вот, и череп развалится на куски. Ему хотелось лишь остаться в покое, повиснуть в сумрачном море, да и висеть так, приходя в себя после нападения. Но он помнил о Рите и потому поплыл вверх, туда где светили два пока еще целых светильника и плясала сумятица теней и бликов.

* * *

Брайан ухватился обеими руками за левое запястье Брескина и попытался оторвать стальную лапу силача от своего лица, но та не поддавалась. Маска была порвана и болталась на голове.

Море было очень холодным, температура воды явно ниже точки замерзания обыкновенной воды, но морская вода в лед не превращалась — не позволяли соли, растворенные в воде. И когда эта вода хлынула в разрыв маски, шок был такой, что словно бы к коже поднесли пылающий факел.