Читать книгу "Фридрих Барбаросса - Юлия Андреева"

Под звуки органа и перезвон колоколов папа благословил кардиналов на свершение благого дела, очищение императора и его сторонников от церковного проклятия. После чего они отправились в монастырь Святого Николая, дабы принять мою исповедь. Я покаялся в грехах и признал Александра III законным папой римским. Вслед за мной слова присяги проговаривали присутствующие на церемонии князья. Очищенный и освобожденный, в новой одежде, я занял место в приготовленной для меня императорской галере, которая возглавила кавалькаду роскошно убранных судов. А колокола все звенели, от церкви к церкви провожая и встречая нашу процессию.

И вот уже Александр III поднялся на помост с поднятыми для благословения руками, поравнялся с подготовленным для него троном и стоял так, ожидая, когда я подойду к нему.

Еще в лодке мне вложили в руки меч и копье. Можно было подумать, что я на войну собрался. Впрочем, алый шелковый плащ и золотая корона… мы заранее уговорились относительно того, кто и где стоит, кто что делает. Я знал свою роль, тем не менее было заметно, что все с нетерпением ждут, хватит ли у меня мужества пройти эти несколько шагов, опущусь ли на колени перед этим постаревшим и совсем не похожим на себя, прежнего, Роландом. Еще как смогу! Во имя Империи! Вперед!

Раз-два, упал, лобызнул, встал. Зря, что ли, каждый день плаваю и тренируюсь, чай, спина не отвалится, задница в самый ответственный момент не перевесит, колени не подведут. Всего и делов-то.

Стоп. Почему не слышу ликований? Отчего все застыли в ожидании? Что еще надо? Что забыл? Ах да, все вышеперечисленное я, как это со мной случается, сначала проделал в уме. Так что для окружающих я просто встал как пень, вылупившись на папу. Ладно, хорошо, еще из лодки выполз. Ничего не потеряно. Вперед, Барбаросса! Стоп. Какое вперед? Первым должен идти дож, демонстрируя всем золотую розу, потом патриарх и клир собора Святого Марка со свечами. На кой свечи днем? Ладно, не мое дело. Ага, под руки берут, ведут, как же я, дурная голова, обо всем позабыл, чуть церемониал не попортил, вот стыдно-то было бы!

Ага, ни дать ни взять, точно осадную башню, вывели меня на прямую позицию, сейчас бы не меч, а нож для метания и… прямо в темечко. Не о том ты думаешь, Барбаросса. Все. Хватит мечтать. Оружие сложил, голову склонил, корону снял, шаг, другой, теперь уже взаправду. На колени хлоп, корону положил и… к туфле. Чмок. Стою. Жду. Долго ли будут еще мучать?

Не долго, не дурак Роланд и уж точно не самоубийца, такого, как я, пред собой держать. Я ведь и без меча, если что. Стоп, Фридрих! Не смешно. Прекрати немедленно!

Александр со слезами на глазах протянул руки и сам помог мне подняться, прижав к себе и поцеловав в знак примирения. Картина «Возвращение блудного сына».

Народ за спиной возликовал. Что же, ему положено ликовать. Колокольный звон рассыпался звонким золотом. Полагаю, папа упал бы, не подхвати я его буквально в последний момент.

Ничего-ничего, это солнце, бессонная ночь, волнения… Ему бы теперь отдохнуть, бедняге, да не тут-то было. Народ жаждет пастырского слова. Помню эту часть церемониала, около меня будет стоять специальный толмач, который переведет все сказанное слово в слово. Обо мне позаботились, значит, а о нем? О старом, уставшем, больном, стало быть, нет. Эх, кардиналы, язву вам в печень. Да разве ж так делается?!

Взяв Александра под руку, пожалуй, надо было на руки, старик реально на ногах не стоял, я аккуратно помог ему спуститься с помоста и провел в собор.

По окончании проповеди, которая его немного взбодрила, я помог папе сесть в седло и хотел уже, взяв за узду, провести его коня несколько заранее оговоренных шагов, но он вдруг не позволил мне этого сделать, благословив и отпустив от себя.

А через неделю, 1 августа 1177 года, во дворце патриарха папа еще раз торжественно назвал меня своим дражайшим сыном, ревностным в деле защиты веры, католическим государем, то же самое, ну, может быть, в несколько иных выражениях было сказано в адрес Беатрикс и наследника Генриха. Александр обещал относиться к моей супруге и детям с подобающим уважением, часто поминая в молитвах. После чего я выступил с ответной речью, заявив, что вступил в борьбу против римской церкви в результате заблуждения и под влиянием дурных советников. После чего еще раз подтвердил, что признаю папу Александра III, и пообещал соблюдать договоры, заключенные с римской церковью, королем Сицилии и ломбардскими городами. Далее все участники церемонии принесли клятвы на Евангелии, святых мощах и кусочке креста, на коем был распят Иисус Христос.

В конце церемонии папа простил всех, кто прежде ополчался против него, кто поддерживал Каликста III, ну, разумеется, после того как те покаялись и попросили прощения. Уже в мое отсутствие к его святейшеству прибыл сам бывший папа Каликст, и Александр не только простил его и отпустил грехи, но даже сохранил прежнее кардинальское звание.

Что же до меня, я, разумеется, тоже не сплоховал, первым делом наградил славный город Венецию, предоставив всем его жителям право беспрепятственного проезда по территории Священной Римской империи. Кроме этого — подтвердил владения церквей и монастырей в Венеции и Вероне. Ну и особо вознаградил графов Монферрато и Бьяндрате, цистерцианцев за посредническую помощь в заключении мира, ну и всем другим, тайным и явным помощникам по справедливости и даже немного сверху — помните Барбароссу.

Только распрощались с папой, только в обратный путь тронулись — гонец незнакомый, серый весь от дорожной пыли, только глаза блестят, да пот черный по лицу струится, со скорбной вестью. Граф Бертиноро из Романьи преставился.

Причем, что интересно, помер бездетным. А свой лен, императором пожалованный, благочестиво церкви завещал. Имперский лен?! Ладно, с графа-покойника поздно спрашивать, каким местом думал, решение принимая. Мне же, хошь не хошь, сызнова на конфликт с папой идти. Обрыдло! А делать нечего, лен имперский, его по закону положено другому имперскому вассалу передать. Бывший профессор права такие вещи должен понимать. Ладно, путь наш все одно лежит через Равенну в местечко Чезена: возьми правее — и ты во владениях покойника Бертиноро окажешься. Там-то мы и наложим лапу на собственность, в смысле длань императорскую.

Подъезжаем, а в графстве уже церковники орудуют, землю мерят, быстрые ребята.

Попросил вежливо, чтобы сдали крепость и земли, что называется, по доброй воли. Те возражать — мол, приказ. Ну, что тут будешь делать?

— Отто, крепостишку видишь?

— Как не видеть, Фридрих, чай, не слепой пока.

— За сколько дней сдюжим?

— За неделю сделаем.

— А дня за три?

— Ну, коли поднатужимся… сделаем и за седмицу, вон на стене заплата огромная, судя по цвету кирпича, новая… туда и вдарим.

Услышали такой наш разговор папские чиновники и сами разбежались. Отто даже ни одного синяка защитникам замка поставить не успел.

* * *

Теперь о последствиях примирения с папой. Хороший получился из меня политик, даже друзья из Болоньи ахнули, когда позже мы с ними встретились и прибытки с убытками посчитали. Покаяние — всегда штука неприятная, потому как просить прощение и в грехах сознаваться кто же любит? Ребенку не по нутру, когда его строгий родитель или тем паче монах-учитель коленями на горох поставит на глазах у дворни. Стыдно. Тем паче императору при всем честном народе унижаться, целуя чьи-то туфли… брр… С другой стороны, если все это принимать за часть церковной службы, если заранее внушить себе, что все так делают, то вроде и не так противно. Встал на колени, чмокнул, вроде как упал-отжался. Зато в Империи опосля этого дела мир и покой, за нарушение которого анафема и имперская опала. Города передо мной не только ворота открывают, праздники устраивают, дары выносят, улыбчивые все такие, вежливые.