Читать книгу "Цена крови - Патриция Брейсвелл"

– Архиепископ, – начал он. Опершись руками о стол, он, чтобы подчеркнуть важность того, что собирался сказать, нагнулся вперед к Эльфеху, так что теперь лица их оказались друг напротив друга. – Большое войско датчан покинуло свой лагерь под Бенфлитом. Половина их армии осталась охранять корабли, но остальные – а это более двух тысяч воинов – пошли на север. Пять дней назад они сожгли Хертфорд. Я не знаю, куда они ударят после этого, но ничто не мешает им теперь отправиться по дороге Эрмин-стрит[10] на север, обращая в прах все города и аббатства отсюда и до самого Стамфорда

При этих словах Этельстана худое лицо архиепископа побледнело.

– Еще одна зимняя кампания?

Этельстан выпрямился, жалея, что у него нет новостей получше.

– Очевидно, им не хочется ждать до весны, чтобы вновь обнажить свое оружие, – сказал он. – Похоже, плохая погода их не пугает, и, помяните мое слово, архиепископ, они нас не боятся. Да и с чего бы им бояться? Мы не предприняли никаких усилий к тому, чтобы остановить их.

– Вы написали об этом королю?

– Написал, но мое послание еще не дошло до него, и я не могу еще неделю ждать его ответа. Люди в Лондоне уже собирают оружие и продовольствие, и, как только мы будем готовы, я намерен повести их на север. Мы по меньшей мере сможем останавливать отряды налетчиков, отколовшиеся от главных сил врага. Если повезет, мы сможем частично уничтожать их. Возможно, сможем даже найти подходящее место, чтобы втянуть их в сражение. Теперь вы сами понимаете, почему я так ропщу по поводу приказа короля, который заставляет меня оставаться в границах города.

– Тогда поручите Эдмунду возглавить людей, которых вы собираете. Если вы проигнорируете приказ короля…

– А это вообще приказ короля? – с досадой в голосе перебил его Этельстан. – Или все-таки Идрика?

Эльфех болезненно скривился:

– Думаю, их обоих.

– Я тоже так думаю. Значит, архиепископ, даже вам не удается отлучить короля от советов его ручного стервятника.

Выражение лица Эльфеха было угрюмым, и он вдруг показался Этельстану очень уставшим. «Ничего удивительного», – подумал он. Просить архиепископа отделить короля от его любимого элдормена – это действительно уже слишком. Даже праведный Эльфех не способен на такие чудеса.

– Я пытался урезонить короля, – сказал Эльфех. – Я советовал ему, чтобы он не доверял так Идрику, но не достучался до него. Ваш отец мучительно боится чего-то – я не знаю чего. Его изнутри гложет какой-то безымянный страх.

– Ему являются видения, – сказал Этельстан. Он однажды видел лицо короля, – точнее, застывшую маску смертельного ужаса, – когда тот проснулся от ночного кошмара. – Он называет их «предвестниками опасности». Если они довели его до того, чтобы доверять такому человеку, как Идрик, они должны быть порождением самого дьявола. – Он снова начал беспокойно расхаживать по комнате; его одолевало дурное предчувствие, которое он никак не мог унять.

– Вам не следует судить вашего отца так жестоко, – с укором сказал Эльфех. – На его плечах королевство, это нелегкое бремя. И земли этого королевства в настоящее время топчут датчане, что очень тревожит его. Это большая беда для всей страны.

– Мой отец сам – большая беда для Англии. – Взглянув на Эльфеха, он увидел понимание в глазах архиепископа и вздохнул. – Не бойтесь, святой отец, – сказал он. – Несмотря на все догадки моего отца, я не собираюсь лишать его бремени короны.

«Хотя, – подумал он, – однажды могу к этому прийти». Он нахмурил брови и стал растирать себе шею, стараясь массажем снять напряжение.

– Однако, ради всего святого, я бы хотел избавить всех нас от элдормена Идрика. Мой отец, мой брат Эдвиг, моя сестра Эдит – все они одурманены этим человеком.

Нужно было ему слушать Вульфнота, нужно было предпринимать шаги против Идрика еще до разгрома под Сандвичем. Теперь же сам Вульфнот находился в изгнании, а влияние и власть Идрика только усилились.

– Эдит связана с ним узами законного брака, – возразил Эльфех. – У нее нет другого выбора, кроме как принять сторону мужа.

Этельстан нахмурился. Он не любил, когда ему напоминали о том, что его сестра замужем за человеком, которого он презирает.

– Когда отец умрет, ей будет тяжело, – пробормотал он под нос, почти про себя, – и тогда ей придется выбирать между мужем и братом.

Когда трон станет принадлежать ему, Идрик отправится в ссылку, а Эдит сможет остаться или уехать – ему все равно. Затем Этельстан вновь повернулся к Эльфеху, поскольку теперь, когда они заговорили об Эдит, он наконец мог задать ему вопросы, которые хотел задать с первого момента, когда архиепископ только приехал.

– Вы видели мою сестру во время путешествия сюда? – Но самый важный для себя вопрос он задал потом, словно вспомнил об этом с запозданием: – Вы видели королеву?

– Видел, поскольку король поручил мне доставить послания для Эммы. Поговорить с ней от его имени и заверить ее в своей приязни. Ваша сестра и королева обе должны присоединиться к нему в Уорчестере. Когда я покидал Хедингтон пять дней назад, приготовления к отъезду шли полным ходом, хотя…

Он вдруг запнулся на полуслове, и Этельстан обернулся, чтобы посмотреть, что привлекло его внимание. В залу вошел Эдмунд и теперь широким шагом направлялся к ним с угрюмым выражением на лице.

– Простите меня, – сказал Эдмунд, – но это срочные новости. Датчане напали на Сент-Олбанс и теперь направляются на Беркампстед.

– Беркампстед! – глядя на Эдмунда, охнул Эльфех, словно не веря своим ушам. – Получается, они пошли на запад?

– Да, на запад, – твердо сказал Эдмунд. – Наши люди поймали одного из их разведчиков, и им удалось вытащить из него кое-какие сведения. Может быть, конечно, он врет, но я так не думаю. – Он сделал паузу, как будто не горел желанием делиться с ними тем, что могло оказаться дезинформацией.

Этельстан нетерпеливо бросил:

– Ну, давай уже!

– Торкелл намерен сжечь Оксфорд, чтобы отомстить за датчан, которые погибли там во время резни на день Святого Брайса[11].

– Боже всемилостивый, – прошептал Эльфех. – Их сожгли там восемь лет назад. Неужели это мщение никогда не закончится?

– Только не в этом мире, архиепископ, – ответил Эдмунд. – Обиды никогда не прощаются, а жестокость – не забывается.