Читать книгу "Пустой мир. Кровь и честь - Кирилл Тимченко"

– Я верю тебе, – положив голову ему на плечо и продолжая танцевать, сказала Изабелла, – и понимаю, что тебе тоже нелегко, и просто хочу быть рядом с тобой, не смотря ни на что, в горе и в радости, в богатстве и нищете. Ты же понимаешь это?

Эдвард остановился, больше не обращая внимания на музыку и другие пары танцующих. В этот момент ничего другого для него просто не существовало, только они двое и первозданная вселенная, в которой каждое слово оставалось навеки, и только те чувства, что испытывал к ней, ставшие сейчас более реальными, чем все остальное, закрывая другие проблемы и мысли. Барон смотрел на нее и чувствовал, что и его невеста испытывает те же самое эмоции. Наверное, именно это и называется любовь, те краткие моменты, когда два человека понимают друг друга без слов, а их души словно сливаются вместе, не оставляя места ни для чего другого.

– Я никогда не оставлю тебя. Никогда. Ни в этом мире, ни в другом, – он взял ее раз руки и прижал к себе, – чтобы ни случилось, всегда буду рядом с тобой, и нет ничего, что сможет разлучить нас, – он почувствовал, как из глаза по щеке сбежала слеза, какую попытался удержать, но так и не смог. И видел, что его возлюбленная тоже едва сдерживает слезы радости, и не было в жизни его прекраснее этого момента.

Глава 10. Отчаяние

Неделя, прошедшая с того знаменательного момента, как Эдвард стал герцогом Аверийским, прошла совершенно незаметно среди многочисленных и чрезвычайно важных забот, связанных с подготовкой свадьбы и свадебных торжеств. Отсутпила даже политика, хотя Эдвард чуть ли не каждый день встречался с послами других феодалов, готовя союзы для тех возможных событий, что могут последовать после смерти короля, и решал вопросы, связанные со своим новым герцогством. Многих, кто вложил свои деньги в колонию и «Сакрал», теперь интересовали дальнейшие действия барона, и слишком много вопросов приходилось улаживать. То время, что еще оставалось после дипломатических переговоров, отбирали заботы о Тристанском баронате, его подготовке к возможной войне, проверке крепостей и войск, а так же повседневных заботах, с которыми баронат сталкивался ежедневно. И все равно, каждый день, насколько бы не был измотан переговорами и планированием, каждый день находил для Изабеллы время. До этих дней даже и представить себе не мог, как много всего, оказывается, надо сделать, начиная от подготовки списка будущих гостей и заканчивая организацией праздничного бала. Решено его было проводить в парадных залах старого Тристанского замка, и только после всех официальных церемоний новобрачные отправятся в новую резиденцию Тристана, уже построенную бароном специально для своей будущей жены, меньшую по размерам и не столь укрепленную, как замок. Скорее ее можно назвать дворцом, где молодожены смогут провести свой медовый месяц, более уютный, домашний и подходящий для такого счастливого для обоих момента.

Слава Небесам, что здесь большую часть обязанностей по организации торжества взяла на себя Изабелла и ее мать, оставив Эдварду и Рокфору, несколько контуженных всем происходящим и порой даже не понимающим, что именно от них требуется, более простые обязанности. Лишь изредка спрашивали, что стоит сделать, а что вовсе необязательно, но, тем не менее, желательно. Кажется, Изабелла хотела самой запоминающейся и красивой свадьбы на Рейнсвальде, и молодой барон не собирался ей отказывать в подобном, тем более, что на Аверии, куда он мог снова отправиться, места для подобной роскоши уже не будет, там все гораздо проще. Может быть, его жене будет несколько тесно и неуютно в новой колонии, но она упорно отказывалась даже допускать мысль о том, что останется здесь, если ее муж будет вынужден переезжать время от времени туда. Самой Изабелле все равно куда, лишь бы вместе с ним, как уже не раз ему заявляла.

Наконец, столь долгожданный день настал, и Эдвард, волнуясь так же, как когда-то впервые вышел в официальный свет, прибыл к Хаморскому храму, самому древнему сооружению на Рейнсвальде, построенный Культом Неба еще в те времена, когда сюда только прибывали корабли колонистов для освоения острова. Небольшой собор, едва ли вмещавший в себя тысячу человек, возведенный на высокой скале, возвышался над пепельной пустошью, с уже изъеденными ветром и временем каменными стенами, на которых еще сохранились фрагменты когда-то украшавшей его резьбы. Именно здесь проходило большинство дворянских свадеб, как в месте сосредоточения человеческой веры и энергий, и как дань памяти истории их предков, построивших храм своей веры, до сих пор остававшейся официальной религией королевства. Посадочные площадки вокруг окружающей храм территории были уже забиты прибывающими шаттлами гостей, а на всех дорожках, ведущих к воротам храма, через каждые пять шагов стояли тристанские и карийские гвардейцы в церемониальных мундирах и вооруженные церемониальными винтовками. На расчищенных площадках на гостей смотрели обветренные статуи древних святых и мучеников с закрытыми лицами, возвышаясь среди мертвых деревьев, истощенных местным климатом, но так и не вырубленные. Атмосфера благоговения перед древностью и религиозностью этого места заставляла усмирять свой нрав всех, от прислуги до дворян, люди переходили на шепот и осторожно рассматривали выветренные статуи и колонны собора, словно маленькие дети на построении.

Эдвард вышел из посадочного шаттла в парадном мундире командующего, золотого и зеленого цветов Тристанского дома, более строгом, чем гражданские одеяния, с высокими армейскими сапогами и со всеми необходимыми заками отличия, от полученных наград бароната и Кролевской армии, звякающих на груди, до декоративного грифоньего крыла нашитом на левой стороне груди. Из-за душившего его волнения почти ничего не говорил, только поглядывал по сторонам, на своих вассалов в свите и друзей, идущих рядом.

Невеста еще не прибыла, по устоявшейся традиции она должна прилететь к храму через некоторое время после прибытия жениха, и Эдвард вошел внутрь, где его уже ждали. Иконы и фрески собора, какие насчитывали уже тысячи лет, казалось, смотрели именно на него в этот момент со всех сторон, и молодой тристанский барон медленно приблизился к алтарю. На нем, освещенная лишь несколькими восковыми свечами в человеческий рост высотой, распахнув в стороны крылья, стояла высокая статуя прекрасной женщины в тоге, с распущенными волосами и с закрытым шлемом лицом, сложившая руки в молитвенном жесте. Статуя Неба, которой и был посвящен храм. У ее ног, сгорбившись под весом тяжелого голубого с золотом одеяния, стоял старый жрец, как и все служители Неба, лишенный глаз, вместо них была лишь тугая красная повязка, закрывавшая верхнюю половину лица.

– Подходи, сын мой, – хриплым голосом произнес жрец, поманив его сухим и морщинистым пальцем. Несмотря на отсутствие глаз, он отлично видел и запоминал каждого, кто входил в его обитель. – Встань передо мной…

Эдвард опустился на колени в шаге от алтаря и закрыл глаза. Старый жрец бормотал молитвы, окропив его святой водой, на древнем мертвом языке, заложенном в основы Культа Неба, звучавшем гротескно и пугающе под этими каменными сводами из уст слепого старика в жреческих одеяниях. Голос его звучал совсем иначе, словно доносящийся из другого измерения, от другого существа, лишь надевшего на себя оболочку этого человека, дабы заглянуть в материальный мир. Пусть это привычный обряд очищения, но Эдварда все равно пробрала дрожь. Он никогда не относил себя к верующим, и все же, появляясь здесь, чувствовал мощь энергии мыслей миллиардов верующих, наполнявшей это здание и наэлектризовывая воздух.