Читать книгу "Хольмгард - Владимир Романовский"

— Придет время — запишем, — отрезал Ярослав. — А Детина я отпустил.

— Как! — удивился Житник.

— Так.

Спохватился он, подумал Житник. Поздно, но все-таки спохватился. Ну да ничего. Три дня продержимся. Людей на хувудвагах достаточно. Сбор в Верхних Соснах уже начался — и очень удачно, что Ярослав уехал до сбора, а стало быть, ничего не знает. Мне бы и не догадаться — но он сам пошел на поводу судьбы.

— Народ возмутится, — предположил он.

— Не болтай, — сказал Ярослав. — Как это он возмутится, если не было на то приказа? Без приказа возмущаться не положено.

Житник помрачнел. Ярослав сохранял спокойный вид.

— Придется теперь успокаивать, разъяснять, — Житник вздохнул. — А я сегодня отдохнуть хотел.

— Что делает у нас наша Марьюшка любимая? — спросил Ярослав.

— Марьюшка? При чем тут Марьюшка?

— На площади она.

Удивление на лице Житника было на этот раз искренним. Ярослав это отметил. Ого, подумал он. А Марьюшка-то, не будь дура, блюдет свою выгоду и ни к кому толком не примыкает. А всем только обещает. Проморгал Житник Добронегу. Князь позволил себе улыбнуться.

— Не знал?

— Не знал, — честно признался Житник.

— Советую тебе обо всём этом подумать, — сказал Ярослав.

— О чем?

— Обо всём. Послезавтра я возвращаюсь в Новгород. Отдохнули и хватит. Скажи холопам, чтобы в тереме прибрали. — Он кивнул головой по направлению терема. — От водосборников гнилью несет. По одному этому можно себе представить, что внутри терема делается. И будь поумнее, Житник. Не возносись слишком высоко. И помни, что из всех твоих знакомых я единственный, кто даже в мыслях не держал никогда тобою пожертвовать во имя выгоды.

Князь вышел. Житнику на какой-то момент стало не по себе. А ведь действительно, подумал он. Кругом козни, предательства, купля-продажа тел и душ, и только Ярослав… в мыслях не держал… то есть, кого другого он может и продал и предал бы, но не меня… до какого-то времени. Впрочем, это уже не имеет значения. Мир держится на добре, но добро поощряется силой и коварством, то есть — злом. Таким образом сохраняется равновесие. Глупо правителю это не учитывать. Зло существует, следовательно, нужно делать так, чтобы оно приносило пользу.

* * *

Они добрались до рыбацкого домика живыми.

Дир принимал омовение в Волхове и вылез им навстречу — голый, мокрый и радостный.

— Ну ты и лось огромный, — сказала Минерва неодобрительно.

— Болтай еще, — огрызнулся Дир. — Как сходили? Все, что задумывали, сделали?

— Не все, но Ротко обещает продемонстрировать свое искусство, которому он учился из интереса.

В доме Ротко покопался в своем мешке и выудил, как обещал, лист папируса. Работая свинцовой палочкой, он быстро начертил общие контуры лица, символически удлинив по римскому канону среднюю часть, от переносицы до ноздрей, наметив положение глаз и бровей, линии волос, ушей, рта и подбородка. Затем в ход пошли чернила и мел. Стали проступать детали.

— Не смотрите мне под руку, — велел он.

Хелье и Дир переглянулись и отошли на шаг.

— А тебе можно, — добавил Ротко, и Минерва, гордо и злорадно глянув на двух других, осталась смотреть.

— Здорово, — прокомментировала она. — Как настоящий! Он меня в детинец привел тогда.

— Что? — спросил Ротко.

Минерва прикусила язык. Хелье посмотрел на нее, но ничего не сказал.

Вскоре портрет был закончен. Ротко критически его осмотрел и сказал:

— Ну, в общем, вот.

Но Хелье и раньше, еще в начале работы над портретом, по первым же линиям, понял все, что нужно было понять. Он узнал человека на портрете. И, сопоставив несколько событий, понял об этом человеке многое. Любава упоминала сводного брата. По некоторым языческим обычаям, умершему наследует старший в роду. Христианские принципы, при отсутствии детей, которых у Рагнвальда не было, делают наследником следующего по старшинству брата. В случае Рагнвальда — сводного брата.

— Дир, — сказал он. — Я не пойду сегодня за Годриком. Пусть он сидит там, где сидит. Пока что.

— А это не опасно? — забеспокоился Дир. — Его там не прирежут?

— Там?… Хмм… Не знаю. Не думаю. Во всяком случае, там, где он сейчас — безопаснее. Для всех.

Он подошел к окну и посмотрел сквозь щель в ставне. Но что смотреть! Смотри, не смотри. Просто удивительно, что им позволили дойти до домика. Впрочем, не очень-то и удивительно. Я им нужен вместе с Любавой, понял Хелье. Теперь эти твари будут ждать, когда я выйду и пойду за ней. И проследят, куда я иду. За всеми, кто выйдет из этого дома, будут следить. Пока не обнаружится Любава. Можно попросить Дира сопровождать. Но это глупо и низко. Чем поможет Дир? Как может Дир спасти от стрелы в спину? Только сам пострадает. Ночью? Ночью оно безопаснее просто потому, что шансы выравниваются, и неизвестно, кто кого преследует. Но он — изображенный на портрете — не один. С ним его люди. Очевидно, бывалые ребята.

Придут или не придут в дом? Может и придут. Если будут знать, что в доме всего два сверда. Тогда всех повяжут и будут допытываться, где Любава. Впрочем — нет, понял он, не будут. Будут искать свиток, который я давеча показал князю при всем честном народе! Эка меня угораздило, эка я дурак!

А что же князь? Так и будет торчать в Верхних Соснах? Или вообще уедет с дурой Ингегерд куда глаза глядят?

А если подождать ночи, а там быстро выбежать, прыгнуть в лодку рыбака, оттолкнуться, плыть на веслах на другой берег? Не стоят же у них везде лодки наготове? Но тогда здесь останутся эти трое. И им несдобровать. Нет, если уходить, то всем вместе. И нельзя ждать ночи. Вернется рыбак, и мы поедем. Я подготовлю лодку, дам сигнал, они выбегут, оттолкнемся… Но рыбак может и не прибыть засветло. Он сказал, что едет на два дня. Может задержаться. Тогда нужно ждать до утра. А уж утром, когда следящие притомились, когда их внимание ослаблено, тогда и… Будем надеяться, что рыбак вернется засветло.

Он посмотрел на Минерву. Она, вроде бы, попривыкла и теперь болтала о чем-то с Ротко. И уходить не собиралась. И то хорошо. Дир начал вдруг прихорашиваться и собираться куда-то.

— Дир, — позвал Хелье.

— Да?

— Никуда не ходи.

— Почему?

— Потом объясню.

— Но мне нужно…

— Нет.

Дир покорно снял сленгкаппу, вздохнул и присел на ховлебенк.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ. НИКАКИХ ПУТЕШЕСТВИЙ

До Верхних Сосен, без подстав, Ярослав с охраной ехали три часа. На подходе к «княжескому комплексу» что-то изменилось в воздухе, занервничали кони, напряглись всадники. Что-то явно было не так. Вскоре стало ясно, что именно. По полю перед Валхаллой передвигались ратники, но не те сто славян и сто варангов, коих Ярослав знал в лицо и поименно, а незнакомые, одетые провинциально, в провинциальной работы кольчугах. На предплечьях бледно-голубые повязки. И были трупы. Их куда-то волокли, за Валхаллу. Несколько.