Читать книгу "Земля без людей - Алан Вейсман"

Самый северный, покрытый водой риф Кингмен был когда-то размером с остров Гавайи (называемый также Большим островом) и обладал соответствующим вулканом. Его кальдера теперь находится под лагуной, окружающее ее кольцо кораллов с трудом различимо. А поскольку кораллы живут в симбиозе с дружественными одноклеточными водорослями, которым необходим свет, по мере погружения вершины Кингмена риф также будет разрушен – его западная часть уже потонула, придав остаткам форму бумеранга, позволившую «Уайт Холли» войти и бросить якорь в лагуне.

«Какая ирония, – поражается Джексон после того, как при первом погружении команда встретила 70 акул, – что старейший остров, погружающийся в пучину вод, подобно 93-летнему старику, которому до смерти остается не более 3 месяцев, самый здоровый в сравнении с другими, опустошенными людьми».

Вооружившись измерительной лентой, водонепроницаемыми планшетами и метровыми пластиковыми копьями для отгона зубастых местных жителей, команды ученых в гидрокостюмах подсчитывали кораллы, рыбу и беспозвоночных вокруг всего сломанного кольца Кингмена, собирая образцы до 4 метров по обеим сторонам от 25-метровых поперечных линий, проложенных ими под прозрачным Тихим океаном. Для исследования микробиологической базы всего рифового сообщества они засасывали слизь с кораллов, собирали водоросли и заполнили сотни литровых бутылок образцами воды.

Помимо преимущественно любопытных акул, недружелюбных луцианов, хитрых мурен и периодических стай полутораметровых барракуд, исследователи плавали сквозь вьющиеся стайки цезий, сидящих в засаде груперов-аргусов, кудреперов, абудефдуфов, рыб-попугаев, невероятного количества вариантов на тему желто-синих рыб-ангелов и полосатых, клетчатых и «в елочку» разновидностей черно-желто-серебряных рыб-бабочек. Невероятное разнообразие и мириады ниш кораллового рифа позволяют каждому из видов, столь близким по форме и внешности, находить разные способы выживания. Некоторые питаются только одним кораллом, некоторые только другим; третьи переключаются между кораллами и беспозвоночными; у четвертых удлиненные головы позволяют проникать в поры, где прячутся крохотные моллюски. Некоторые рыскают при свете дня, пока другие спят, а ночью меняются местами.

«Это похоже на посменное использование спальных мест на подводных лодках, – объясняет Алан Фридлендер из Гавайского океанического института, один из экспертов по рыбам данной экспедиции. – У парней вахты от четырех до шести часов, сменившиеся занимают освободившиеся койки. А те никогда не остаются незанятыми надолго».

Но как бы ни был полон жизни Кингмен, он – морской эквивалент оазиса в пустыне в тысячах километров от любой осмысленного размера земли, с которой можно было бы обмениваться семенами. 300–400 видов местных рыб – это меньше половины того, что можно увидеть в великом разнообразии коралловых рифов в треугольнике между Индонезией, Новой Гвинеей и Соломоновыми островами. Но в то же самое время последствия лова для аквариумов и избыточной рыбной ловли при помощи динамита и цианида довели эти места практически до разрушения и оставили без крупных хищников.

«В океане нет места, подобного Серенгети, где все были бы собраны вместе», – замечает Джереми Джексон.

И все же риф Кингмена, как и Беловежская Пуща, представляет собой машину времени, нетронутый кусочек того, что когда-то окружало каждую зеленую точку в этом большом синем океане. Здесь специалисты по кораллам находят с полдюжины неизвестных видов. Специалисты по беспозвоночным добывают странных моллюсков. Микробиологи открывают сотни новых бактерий и вирусов во многом потому, что еще никто никогда не пробовал описать микроскопическую вселенную кораллового рифа.

В душном грузовом отсеке трюма микробиолог Форест Ровер воссоздал в миниатюре лабораторию, возглавляемую им в Государственном университете Сан-Диего. Используя датчик кислорода всего лишь один микрон в поперечнике, подключенный к микросенсору и ноутбуку, его команда продемонстрировала, каким образом собранные ими ранее на Пальмире водоросли вытесняют живые кораллы. В сооруженные ими маленькие стеклянные кубы, наполненные морской водой, они пометили кусочки коралла и водоросли, разделив их столь тонкой стеклянной мембраной, что сквозь нее не могут просочиться даже вирусы. А вот сахара, производимые водорослями, могут, потому что они растворимы. Когда живущие на коралле бактерии начинают потреблять это дополнительное весьма питательное вещество, они поглощают весь доступный кислород, и коралл умирает.

Чтобы подтвердить открытие, микробиологи добавили в отдельные кубы ампициллин, чтобы убить гипервентилирующие бактерии, – и кораллы остались здоровыми. «В обоих случаях, – говорит Ровер, выбираясь из трюма на значительно более прохладный послеполуденный воздух, – выделяемое водорослями вещество убивает кораллы».

Так откуда же появляются эти сорные водоросли? «В обычной ситуации, – объясняет он, поднимая черные волосы, отросшие почти до пояса, чтобы шея проветрилась, – кораллы и водоросли находятся в счастливом равновесии, при этом рыбы питаются водорослями и укорачивают их. Но если качество воды вокруг рифа портится или из системы изымаются эти рыбы, водоросли берут верх».

В здоровом океане, таком как вокруг рифа Кингмен, миллион бактерий на миллилитр выполняют важнейшую работу по контролю движения питательных веществ и углерода через пищеварительную систему планеты. Вокруг загрязненных островов

Лайн те же пробы показывают в 15 раз больше бактерий. Забирая кислород, они душат кораллы, завоевывая места для роста большего числа водорослей, способных прокормить еще больше микробных бактерий. Джереми Джексон опасается именно этого скользкого цикла, а Форест Ровер соглашается, что все может пойти именно по этому сценарию.

«Микробы не особенно беспокоятся, здесь ли мы – или кто бы то ни было еще – или нет. Мы не самая интересная для них ниша. По сути, был лишь очень краткий период времени, когда на поверхности планеты был хоть кто-нибудь помимо микробов. Потом Солнце начнет расширяться, мы уйдем, и на миллионы и миллиарды лет останутся лишь микробы».

Они останутся, говорит он, пока Солнце не высушит последнюю каплю воды на Земле, потому что она нужна микробам для жизни и размножения. «Но при этом их можно лиофилизировать[47], и они останутся живы. На всем отправленном в космос есть микробы, несмотря на все наши усилия этого не допустить. А у оказавшихся там нет никаких причин не продолжать оставаться в живых миллиарды лет».

Единственное, что не под силу микробам, – это отвоевать Землю способом, которым пошли более сложные клеточные структуры, создавая растения и деревья, привлекающие к жизни на них еще более сложные формы жизни. Единственные структуры, создаваемые микробами, – покрытия из слизи, возврат к первым формам жизни на Земле. К величайшему облегчению ученых, этого пока не произошло на Кингмене. Стаи афалин сопровождают лодки ныряльщиков к «Уайт Холли» и от нее, выпрыгивая из воды, чтобы поймать многочисленную летающую рыбу. Каждый подводный сектор исследований содержит все больше богатств, начиная от бычков, рыбы меньше сантиметра в длину, до скатов манта размером с маленький самолет, и сотни акул, луцианов и крупных каранксов.