Читать книгу "Мадам Пикассо - Энн Жирар"

– Я не могу быть предан вам обеим и сохранять дружбу с Пикассо. Поэтому, в отличие от других, я выбрал вас.

– О Господи. Я никогда не стала бы просить об этом… по крайней мере, не так скоро. Мне казалось, что должно пройти много времени.

– Меня никто не просил. Просто, когда речь идет о Пикассо, нужно выбирать что-то одно. Я должен быть абсолютно верен либо вам, либо ей. Он в этом отношении требовательный человек, но я люблю его, несмотря ни на что. Полагаю, теперь я знаю, почему он предложил мне составить вам компанию.

– Не рассказывайте ему, что я была больна, Макс. Вы знаете, как его пугают болезни. Мне уже лучше.

– Нет, вам не стало лучше. Но я уважаю человека, который может надеть костюм в «Мулен Руж» и сделать то, что сделали вы, поэтому я исполню ваше желание. Если Пикассо сам не узнает. Но, когда вернется, я ничего ему не скажу.

– Спасибо.

– Имейте в виду, я считаю это ошибкой. Но я сам наделал в жизни столько ошибок, что не могу вас винить. – Его смех заполнил неловкую паузу и отголосками раскатился по старому дому. – Вы же знаете, что Пикассо все равно будет любить вас, даже если вы заболеете.

– Я еще не готова так рисковать, – призналась Ева, когда очередной удар грома сотряс оконные стекла.

Дон Хосе умер в мае. Он был мощной силой в жизни своего единственного сына, и Пикассо ощущал тяжкий груз невысказанных слов и неспособность это исправить. Несколько дней он молчал и в конце концов решил один отправиться в Барселону. Ему хотелось взять Еву с собой, но в Испании считалось неподобающим приводить на похороны женщину, не связанную узами родства с покойным. А Ева, несмотря на желание быть рядом с ним, с облегчением поняла, что получила еще одну небольшую отсрочку, чтобы поправить здоровье.

На время своего отсутствия Пикассо послал за Хуаном Грисом и попросил его присоединиться к Максу и Еве в Сере. Друзья поддержат ее в это непростое время, писал он из Испании, и скоро они наконец воссоединятся. Ева не сомневалась, что Макс сдержит свое слово. Она должна была кому-то доверять. Пока Гертруда и Алиса находились на отдыхе в Италии, Макс Жакоб был единственным надежным кандидатом. Дружба Пикассо с Гертрудой была слишком прочной и долговечной, чтобы Ева могла поделиться с ней своими опасениями, даже если бы захотела этого. Когда она писала Алисе, то старалась поддерживать легкомысленный тон.

Дожди прекратились в начале июня, но на горизонте остались два темных облака: в Испании траур по усопшему соблюдали в течение года, и в это время нельзя было играть свадьбу… Крошечная опухоль в груди Евы на ощупь казалась больше, чем раньше.

Глава 30

Июль в Сере наконец выдался теплым и сухим. Бульвары, древнеримские стены и бастионы украсились зеленой порослью, и платаны снова отбрасывали густую тень по всему городу.

После возвращения из Барселоны Пикассо вообще не говорил о своем отце или о похоронах, но образы в некоторых его работах отражали глубину его скорби. Ева не знала, чем ему помочь, пока у нее не появилась одна идея. Она решила сделать для Пикассо сюрприз и договорилась о том, чтобы в Сере из Парижа доставили Фрику.

Огромная лохматая собака радостно лаяла и виляла хвостом, а Пикассо катался с ней по траве в саду за домом, исполняя привычный ритуал встречи.

Остаток лета проходил безмятежно, и они вчетвером поселились в просторном каменном доме в Сере. Пикассо занимался живописью с Хуаном Грисом, но большую часть времени авторитетно оценивал то, что называл «несовершенными кубистскими экспериментами» своего друга. Макс пытался сочинять стихи, а когда здоровье Евы пошло на поправку, она начала для всех готовить. Однажды Пикассо настоял на том, чтобы отвезти их на бой быков в каталонский город Фигерас. По его словам, такое мощное и величественное зрелище должно благотворно повлиять на работу, и он будет только рад, если Ева присоединится к мужчинам. Она решила составить им компанию. Большую часть времени девушка сидела на трибуне, прикрыв глаза рукой, и с трудом удержалась от слез в самом конце, который показался ей просто варварским. Но, как она уже много раз внушала себе, если это была часть мира Пикассо, то нужно научиться ценить и принимать ее.

Ранними вечерами Ева и Пикассо брали Фрику на долгие прогулки по окрестным лугам и полям, когда воздух становился прохладнее и поднимался легкий ветер. Они держались за руки, бродя по высокой траве. Пикассо прокладывал путь испанской тростью, а Фрика бежала впереди.

– Очень жаль, что приходится отложить свадьбу, – сказал он однажды вечером, когда они спускались по травянистому склону холма.

После возвращения Пикассо из Барселоны он впервые упомянул о смерти своего отца и невозможности сыграть свадьбу в течение года после похорон. В ответ Ева сжала его руку, радуясь тому, что он наконец был готов поговорить с ней о доне Хосе. Солнце уже садилось, окрасив дальний горизонт в оттенки алого и золотистого цветов.

– У нас будет другая весна, – с легкой улыбкой проговорила она.

Внезапно впереди раздался лай, сопровождавшийся жалобным воем и злобным рычанием.

– Господи, нет! Фрика! – Пикассо перехватил трость как дубинку и пустился бегом к подножию холма, где находилась Фрика.

Ева побежала следом и вскоре увидела двух дерущихся собак, одна из которых была черной как ночь и по размеру гораздо меньше Фрики, но отличалась невиданной агрессивностью. Скулящий вой Фрики наполнял воздух, пока Пикассо кричал и свистел, стараясь отвлечь соперника от своей собаки. Тем не менее он не смог ей помочь.

Час спустя Пикассо нанял фермера с автомобилем, для того чтобы отвезти Фрику к ветеринару. Ему пришлось пообещать этюд со своей подписью за то, что он оторвал этого человека от ужина. Раненая Фрика свернулась клубком на коленях у Пикассо, сидевшего сзади, и лишь иногда поскуливала.

Пикассо молчал, пока они ехали по бесконечной сельской дороге за несколько миль от Сере. Стало уже совсем темно. Он смотрел вперед, положив руку на шею животного, которое любил уже много лет. Еве показалось, что он ведет безмолвный разговор с Богом; его губы иногда начинали шевелиться, а темные брови хмурились.

Она понимала, что Пикассо вне себя от горя, но на этот раз была бессильна хоть чем-то помочь ему. Ветеринар не сообщил ничего обнадеживающего. Фрика должна была умереть от ран, и они могли лишь надеяться на то, что сумеют сделать ее последние дни более или менее сносными.

Незадолго до рассвета Ева проснулась от шепота Пикассо.

– Я знал, что не должен доверять тебе! – сказал он. – Я с самого начала знал это.

Какое-то мгновение Ева попыталась понять, что он имеет в виду, но потом все встало на свои места. Пикассо явно обращался к Богу.

Ева прикоснулась к его влажной от пота щеке. К счастью, Фрика спала в корзине рядом с кроватью после хорошей дозы снотворного.

– Бог не виноват, – прошептала она. – Та собака была бешеной.