Читать книгу "Гиппопотам - Стивен Фрай"

– Давайте на время оставим его характер в покое, – произнес Макс с такой решительностью, точно он ставил на место совет своих директоров, – и сосредоточимся на фактах. Ты же не отрицаешь, Тед, что жизнь Эдварда была спасена?

– Нет, – ответил я. – Должен признать, что этого я отрицать не могу.

– А Сирень? – сказал Оливер. – А Джейн? А я? А Клара? Нас ты отрицаешь? Да взгляни же ты на то, что находится прямо под твоим толстым носом, голубчик!

– Хорошо, Оливер, успокойся, – сказал Майкл. – Давай напрямик, Тед. Ты говоришь, что никакими способностями мой сын не обладает?

– Нет! – воскликнул я. – Нет, этого я не говорю! Я считаю его замечательным, чудесным мальчиком. Думаю, что он сам по себе чудо. Не волшебник, но человек достаточно незаурядный, чтобы выглядеть чудом в этом мире. Думаю, ему присущи способности столь же редкостные, сколь и прекрасные.

– Я сейчас с ума сойду! – произнесла, вцепляясь себе в волосы, Патриция. – Минуту назад вы сказали: «Никакими необычайными способностями Дэвид не обладает. Он очень, очень, очень заурядный ребенок». Точные ваши слова. А полминуты спустя…

– Я не отказываюсь ни от одного из сказанных мной слов, – объявил я.

Ответом на подобную увертливость был всеобщий вопль гнева, сменившийся потрясенным молчанием, когда за дело взялась Энн.

– Да замолчите вы все! – крикнула она. – Вы же попросту ничего не поняли! Ничего! Твердите, будто Тед не способен увидеть истину у себя под носом, но это не Тед таков, а вы, вы сами. Каждый из вас. Тед совершенно прав. Все, что он сказал, абсолютно верно и последовательно, а вы просто его не слышите.

– Энни! Любовь моя, я не понимаю! – Майкл ошарашенно уставился через стол на жену.

– Прости, Майкл, – сказал я. – Я вас слегка разыграл.

– Разыграл? Ты нас разыграл?

– Ну, не то чтобы разыграл. Скорее поддался соблазну поквитаться за полученные от вас оскорбления. Позволив вам не понять, о чем я говорю. Ты спросил, обладает ли твой сын какими-либо способностями, и я ответил, что обладает. Ты просто не понял, только Энни и поняла, что я говорил не о Дэви.

Но до него все равно не дошло. И ни до кого другого.

– Не о Дэви?

– Нет, – сказал я. – Я говорил о Саймоне.

– Что? – Оливер резко развернулся к Саймону, замершему в тревоге и ошеломлении, не донеся вилку до открытого рта.

– Ой, послушайте… – сказал он. – Не надо, дядя Тед… я хочу сказать…

– Прости, Саймон, – ответил я, – но провозгласить истину необходимо.

Энн, наклонясь, положила ладонь на руку Саймона.

– Тед! Энни! Объясните… пожалуйста, растолкуйте мне, что происходит, – взмолился Майкл.

– Ты сам видел, Майкл, как все началось два года назад, – сказал я. – Будем пока называть это первым чудом. Ты вошел в комнату, в которой лежал, задыхаясь, почти лишившись от астмы чувств, Эдвард. Саймон делал то, что сделал бы на его месте любой нормальный человек. Он делал Эдварду искусственное дыхание. Массировал его ребра. Через несколько секунд сентиментальный, истеричный Дэвид, напуганный совершаемым братом насилием и абсолютно не понимающий, для чего оно нужно, оттолкнул его. Он положил ладонь на грудь Эдварда, как раз когда вошли вы с Энн, и в этот же миг принесла плоды оказанная Саймоном и достойная всяческого одобрения первая помощь – Эдвард закашлялся и залепетал. Ты видишь положенную на грудь ладонь и тут же вспоминаешь отца, который, несмотря на его очевидный здравый смысл, едва не одурачил сам себя, почти уверовав, что сотворил нечто необычайное с больной ногой своего денщика. Через некоторое время ты рассказываешь эту историю Дэви, и глупый мальчишка, который и руку-то на грудь брата положил, скорее всего, только затем, чтобы проверить, бьется ли у того сердце, или еще ради чего-то столь же бесполезного, проникается верой в то, что он унаследовал мистические способности своего деда.

– Но… но таким образом можно объяснить все что угодно, – сказала Патриция. Впрочем, в голосе ее обозначилась некоторая неуверенность.

– Объяснение заката не лишает его красоты, – сказал я. – Да оно не для того и дается. Саймон заботлив, практичен, несентиментален и добр. И к тому же напрочь лишен эгоизма. Ему и в голову не пришло ставить сделанное себе в заслугу или требовать благодарности. С другой стороны, Дэви… ну, подумайте сами. Просто вспомните последовательность событий. Майкл и Энни решили, что чудотворное исцеление Эдварда следует сохранить в тайне. Майкл – потому что не хотел, чтобы сына травили или боялись, как это было с Альбертом; Энни – понимая, что Майкл поверил в чудо и эта вера ублажает его чувство семейной гордости. К тому же Энни боялась, что Майкл может подумать, будто она в каком-то смысле завидует несомненному дару Дэви. Что, разумеется, он и подумал. Верно, Майкл?

Майкл кивнул.

– А получилось следующее. Несмотря на договор о секретности и молчании, сведения о способностях Дэви просочились наружу. Как? Это я вам скажу. Дэви сам позаботился, чтобы они просочились, вот как. Я недавно получил письмо от Джейн. «Когда Дэви впервые рассказал мне, как излечил Эдварда…» – написала она. Дэви ничуть не хотелось, чтобы его волшебные дарования остались непризнанными. Джейн рассказала о них Патриции и Ребекке, те – Максу, Мери и Оливеру. Так Дэви уведомил о своем статусе целителя и чудотворца весь клятый мир.

– Если можно, я, пожалуй, пойду, хорошо? – привставая из-за стола, произнес Саймон. Пока я говорил, он впадал во все большее смятение и беспокойство.

– Нет, Саймон… прошу тебя, – сказал Майкл. – Я тебя прошу, останься.

Саймон неохотно плюхнулся обратно на стул. Все смотрели на него, а он этого на дух не переносил.

– Так вы утверждаете, что на самом деле все эти исцеления дело рук Саймона? – спросила Патриция. – Что это он унаследовал дар деда?

– Саймон определенно унаследовал способности Альберта Бененстока, – ответил я.

– Саймон. Целитель… – Майкл покачал головой.

Саймон, бедняга, просто корчился от смущения.

– Майкл, ты что, не в состоянии понять, о чем я тебе толкую? – спросил я. – Дед Саймона не был целителем. Его способности сводились к спокойной доброте, дружелюбию, достоинству, самоотверженности, отваге, честности и здравому смыслу. Ты можешь считать все это скучной прозой, но что такое поэзия, как не концентрированная проза? Качества, которыми обладал Альберт Бененсток, могут казаться скучными, как кусок угля, но, собираясь все вместе, концентрируясь в одном человеке, они облагораживают друг друга и обращаются в алмаз. Вот их и унаследовал Саймон. Тебе что, мало?

Им этого было мало.

– Простите, что я все об одном и том же, – сказала Патриция, – но, Тед, вы обходите стороной один очевидный момент. А как же Джейн, Сирень, Оливер, Клара?

– Точно, – сказал Оливер. – Если честность и спокойная доброта способны излечивать лейкемию и разрушенную печень, тогда, полагаю, следует оповестить об этом весь божий свет, не так ли?