Читать книгу "Путь войны - Александр Поволоцкий"

Гидроакустические станции, буксируемые антенны, акустические бомбы, антенны-буи, опускаемые с гиропланов. Металлодетекторы и самая «свежая» методика, используемая меньше двух лет – химические анализаторы. И самое главное – десятки опытных акустиков, прослушивающих океан на десятки миль вокруг, ткущих импульсами активного поиска огромную незримую паутину.

Если бы против «Пионера» играли пришельцы, можно было ловить шанс, пусть и малый. Но Шафран знал, что на охоту вышли англичане - противник старый, опытный, мало в чем уступающий имперскому ВМФ. Именно благодаря островитянам враги могли эффективно защищать свои морские коммуникации, а теперь англичане по отработанной годами методике загоняли разведчиков, планомерно сужая границы поиска. Глубинные бомбы ложились все ближе, теперь они уже не хлестали звуковыми плетками в тонкие борта батискафа, а трясли его полновесными ударными волнами, с такой силой, что механик даже испугался за крепления, соединяющие аппарат с подлодкой.

Никогда Шафран не чувствовал себя настолько бесполезным, беспомощным. И никогда ему не было так стыдно – здесь, в батискафе, будучи зафиксированным в ложементе, в то время, как его коллеги, друзья и братья вели свое последнее сражение. Под правой рукой находился рычаг, достаточно отжать и повернуть – последовательность специально сделана неестественной, ее нельзя воспроизвести случайно. Два простых движения, и замки откроются, он сможет вернуться на лодку, чтобы выполнить свой долг. Сделать то, к чему призывали десятилетия опыта и честь моряка-подводника.

То, чего делать было нельзя.

Крамневский менял глубину и направление движения, бросал субмарину на глубину и поднимался едва ли не к самой поверхности, разрывая путы вражеского поиска. Отстреливал звуковые ловушки и шел «стежками», то поднимаясь, то опускаясь ниже уровня термоклина. Каждая выигранная миля становилась истинным подарком, настоящей драгоценностью, потому что приближала их к старой законсервированной станции на Рейкъянесе. А в батискафе Шафран стискивал зубы, чтобы сдержать рвущийся из глубин души вой ненависти к врагу и презрения к себе.

Пол под ногами повело, очень мягко, почти неощутимо, но Шафран почувствовал – «Пионер» дал залп, всеми четырьмя торпедами.

Щелчок переговорника отозвался в шлеме подобно выстрелу, и Аркадий услышал хорошо знакомый голос Крамневского.

- Такие дела, Аркан, - произнес Илион почти спокойным голосом. – Как на «Экстазе».

Сквозь тихий скрип в небольшом динамике доносились быстрые, резкие голоса, штурман скороговоркой зачитывал длинную череду цифр. Кто-то, кажется, Светлаков, громко и четко произнес «торпеда!».

Шафран хотел признаться, что за всю жизнь у него не было друга и командира лучше, пообещать заставить работать станцию, поклясться отомстить. Сказать еще тысячу вещей, которые персонажи книг и фильмов всегда успевают сказать друг другу. Но времени не было, и оба прекрасно это понимали. Пауза затянулась почти на две секунды – немыслимо много. А затем Илион сказал лишь одно слово:

- Прощай.

Динамик умолк. Аркадий почувствовал резкий рывок - сработала экстренная расстыковка. Темная вода, кажущаяся почти черной в свете плафона за решеткой хлынула по полу, быстро понимаясь вверх. Лежащий Радюкин панически задергал ногами, стуча металлом о металл, но почти сразу прекратил, наверное, поняв, что сейчас их может выдать любой шум.

Дробный, непрекращающийся гул шел со всех сторон, враги наконец нащупали точное местоположение подлодки и тратили заряды как конфеты на праздник, сбрасывая десятки бомб. Сверлящий визг торпед мешался с воем приманок. Крамневский продемонстрировал искусство военного подводника в последний раз, сумев синхронизировать взрывы собственных торпед, сброс аппарата и отстрел последних звуковых ловушек.

Батискаф тихо опускался в глубину, шевеля винтами, как ленивая рыба плавниками – осторожно, легко. А затем снаружи пришел гул отдаленного взрыва, смешанный со скрежетом и надрывным скрипом, и Аркадий понял, что «Пионера» больше нет.

Время на глубине словно останавливается, в отсутствии привычных для суши ориентиров оно тянется мучительно медленно. Однажды на рядовом задании в Северном море сломался подъемник, и Шафран застрял на глубине двухсот метров. Без связи и света, но с кислородом и запасным аккумулятором для обогрева. Всего девятнадцать часов, которые прошли словно целая жизнь, наедине с собственными мыслями. К моменту устранения поломки, Аркадий уже почти согласился с парадоксом Зенона.

[Ахилл пускается вдогонку за черепахой, сначала ему нужно добежать до места ее старта. Но к тому моменту, как он туда доберется, черепаха проползет некоторое расстояние, которое бегуну вновь предстоит преодолеть. За это время черепаха вновь продвинется еще и, поскольку число таких отрезков бесконечно, Ахилл никогда не догонит черепаху]

Путешествие на батискафе вновь напомнило Шафрану тот эпизод из давнего прошлого. Тихо жужжал двигатель, молчала внутренняя связь, лишь изредка рулевой кратко информировал о продвижении. Для экономии энергии отключилось все освещение, остались только приборные лампочки в самих скафандрах. Крохотные огоньки, размытые за прочными стеклами шлемов, светились в полной темноте как гнилушки на ночных болотах. Иногда Аркадию казалось, что время остановилось вообще, он уже умер и попал в ад, навсегда заключенный в отсеке с семью призраками. Только многолетняя закалка подводника и привычка постоянно держать себя под контролем помогли удержаться.

Через час такого потустороннего путешествия не выдержал Радюкин, попытавшись подняться и устроить погром. Научный консультант оказался упорным, раз за разом он старался подняться, но соседи, не покидая ложементов, объединенными усилиями и без всяких сантиментов просто опрокидывали его обратно тяжелыми водолазными башмаками. После третьей неудачной попытки ученый немного успокоился и вновь покорился судьбе.

Справившись с мыслями о смерти, Шафран начал отгонять новую навязчивую мысль – о том, что за рычагами управления следовало сидеть ему, как самому старому и опытному. Здравые доводы рассудка, что он все-таки специалист по водолазным работам, механике и телеуправлению - помогали, однако не надолго.

Но всему приходит конец. Неожиданно жужжание моторов затихло, с четверть минуты стояла тишина, нарушаемая даже не звуком, скорее ощущением продолжающегося движения. Затем батискаф вздрогнул от сильного толчка, качнулся с борта на борт и замер окончательно.

- Батарея сдохла, - кратко и исчерпывающе информировал Трубников, голос в динамике хрипел и булькал, как от сильных помех. - Почти дотянули, судя по карте. Надо пройти еще с полмили. Отмыкаемся, разбираем груз и топаем.

Включились собственные фонари скафандров. После долгого мрака электрический свет полоснул по глазам, словно кинжалом ударил. Шафран закрыл клапан воздухопровода, отключаясь от почти опустевшего баллона резерва, проверил, как работает собственная подача дыхательной смеси. Мимоходом пожалел, что «Пионер» не снабдили новыми костюмами на «жидком воздухе».