Читать книгу "Любовь, опять любовь - Дорис Лессинг"

Весна.

Сара постепенно осознала, что вместо острой боли, заполнявшей прежде каждое мгновение между пробуждением и отходом ко сну, вместо того, чтобы просыпаться в слезах несколько раз за ночь, она испытывает продолжительные периоды боли по вечерам, часа по два-три, и гораздо меньше по утрам, хотя полностью боль не отпускала ее и утром. Дважды в день на нее накатывало. Она принимала аспирин от физической ипостаси этой боли. В промежутках — длительные серые периоды, полное отсутствие всяких ощущений. Мертвый, засохший мир. Обезболенный, что следует особо отметить. Сердце не несло больше невыносимой тяжести, вынуждавшей все время менять положение тела в пространстве, как будто убегая от непосильной нагрузки. В это блеклое бесцветное время Сара вела себя как люди, страдающие от какой-либо болезни или инвалидности, стремящиеся избежать положения, способного спровоцировать обострение или проявление недута. Она избегала эмоциональных строк стихотворений, сентиментальных созвучий, зрительных образов типа ночного дерева, чернеющего на фоне звездного неба. И не дай бог услышать мелодию из «Счастливой монетки» или случайно забрести на улицу, по которой проходила с Генри или со Стивеном! Когда боль возвращалась, казалось невероятным, что Генри не войдет в ее комнату и даже не позвонит. Ведь ему так же нужна она, как и он сам нужен ей. Сара не убеждала себя, что это идиотизм. Но — все проходит, проходила и боль. И она помнила об этом во время приступов, понимала, что скоро будет лишь помнить, что боль была. Между приступами уже невозможно было представить себе интенсивность боли, которую она испытывала и которую снова ожидала. Боль схваток родильницы непредставима уже в промежутках между схватками, не говоря уже о времени через час, день, год… Можно понять, почему Природа-мачеха не хочет, чтобы женщины помнили о кошмаре деторождения, но почему то же самое относится и к боли душевной? И для какой надобности эта боль понадобилась Природе?

Она снова попыталась найти ответы на беспокоившие ее вопросы у своей матери — бесполезно. Когда ее собственная дочь позвонила из Калифорнии, Сара спросила:

— Скажи, ты в детстве страдала, тосковала ли по дому, когда я отсылала тебя летом на каникулы?

— Не помню… Нет, правда, не помню. Разве что чуть — чуть…

— Попытайся вспомнить.

— Мама, ты же не виновата, что приходилось работать. Конечно, иногда мне очень хотелось, чтобы мать не работала, сидела со мной… Но сейчас я и сама в таком положении…

В апреле Сара и Мэри Форд летали в Монпелье, где их встретил Жан-Пьер и отвез в Бель-Ривьер. Погода не удалась. Обычная для этого сезона погода не соответствует ожиданиям людей, прибывающих издалека на юг Франции, где, как подсказывает воображение, постоянно сияют сотни несравненных солнц Сезанна и Ван-Гога. По выцветшему серому небу ползли облака, ветер бросал в физиономии редкие капли дождя. Они вышли из машины на новой автостоянке, где запросто поместится тысяча машин и автобусов. Ради этой стоянки снесли старый городской рынок. Зашли в «Колин Руж», внутрь, потому что снаружи в такую погоду не посидишь. Подкрепились, и Жан-Пьер медленно повел машину по новой широкой дороге, выстроенной для грузовиков, доставляющих стройматериалы к строящемуся стадиону. Возле этой же дороги предстояло появиться новому отелю, на полпути между городом и домиком Жюли. Отель — объект спорный. Жан-Пьер нервничал, хмурился, жаловался на головную боль, глаза его отражали внутренний дискомфорт. Он мрачно пошутил, что все, что касается Жюли, вызывает у него в последнее время головную боль. Городская администрация создала специальный комитет для решения всех связанных с преобразованиями проблем, и мнение Жана-Пьера редко совпадало с мнением большинства. Он полагал, что новый отель, существующий пока что в виде нагромождения кранов, экскаваторов, грузовиков, контейнеров, штабелей бетонных конструкций на месте прежних дубов, олив и пиний, представляет собой ошибку, как и его громадная автостоянка, предназначенная не только для постояльцев. Насчет стадиона Жан-Пьер не высказывался, дожидаясь их первого впечатления. Стадион уже показался впереди в виде рыжих, желтых и красных деревянных конструкций, вознесшихся над лесом на высоту, кажущуюся издали непомерной. Женщины с надеждой пробормотали, что, возможно, все это будет выглядеть не столь мерзко, когда немного пообветрится, поблекнет. Жан-Пьер, ничего не отвечая, провел их внутрь амфитеатра.

Домик Жюли исчез. Вместо него из земли торчала бурая бетонная сфера, тяжкая и бессмысленная. Деревьев за окружающим амфитеатром не видно, они зябко машут ветками снаружи. Сара почувствовала, что зябнет, что надо было одеться потеплее.

— Это не то, чего я хотел, — чуть не плача, пробормотал Жан-Пьер. — Поверьте, это совсем не то…

Тропа к водопаду снабжена указателем: «JULIE — SON FLEUVE»[22]. Прошли по тропе. Дожди переполнили речку, водопад бесновался, взбивая пену и поднимая тучи брызг, почти скрывая скалы противоположного берега. Разлив у подножия водопада бурлит водоворотами; Уже сооружено ограждение. Здесь Сара стояла с Генри и со Стивеном. Да, это место как будто создано для призраков, особенно сегодня, в холодную, промозглую погоду. Неужто прошло лишь десять месяцев? Нет, это было в другом временном диапазоне, и если она сейчас повернет голову, то увидит на скамье Стивена, услышит тихий голос Генри: «Сара…». Она медленно повернула голову, убедилась, что скамья пуста, и принялась рассказывать Жану-Пьеру о замысле мюзикла. Она подняла эту тему главным образом для того, чтобы отвлечь его от мрачных мыслей. Да-да, закивал Жан-Пьер. Комитету понравится мюзикл. Лично он находил эту идею кошмарной. Он заверил, что показ первоначальной версии «Жюли Вэрон» запланирован в этом сезоне на три месяца.

— С вашей помощью. — Он взял руку Мэри, поцеловал.

Мюзикл — потом, в следующем году. Он уверен, что мюзикл уступает пьесе во всех отношениях, в том числе и в музыкальном. Конечно, Патрик талантлив, он использовал музыкальные идеи Жюли, но неизбежно их банализировал, опошлил в духе мюзикла, в духе «массовой культуры».

Однако же не все сплошь так мрачно, встрепенулся вдруг Жан-Пьер. Семейство Ростанов собирается поставить версию Сары и Стивена на летнем празднике, правда, по-французски, но следуя линии Сары, если она не возражает. Сара заверила, что она в восторге и окажет всяческое содействие, буде в таковом возникнет нужда.

— Прекрасно, — сказал Жан-Пьер. — Значит, нам предстоит интересное лето. «Жюли Вэрон» пойдет наконец на французском и пойдет на английском для туристов. Мы постараемся, чтобы две версии не перехлестнулись.

Мэри сфотографировала Жана-Пьера и Сару вместе и по отдельности, в центре стадиона, на трибунах внизу и вверху, а затем на самом верху, на фоне протянутого между пиниями транспаранта с надписью: «ЖЮЛИ ВЭРОН (1865–1912)». Жан-Пьер выразил сожаление, что на этом снимке с ними не будет Стивена, и Мэри тут же заверила его, что сделает фотомонтаж.

Затем Сара предложила своим спутникам прогуляться по городу без нее, вспомнить былое.

По пути домой, в самолете, Мэри вздохнула: