Читать книгу "Генрих VIII. Жизнь королевского двора - Элисон Уэйр"

весел за обедом и мертв к ужину»2. Но «по прошествии суток опасность для жизни оставалась позади»3. Нередко заболевание было чисто психосоматическим: ходило достаточно жутких слухов, чтобы вызвать «тысячу случаев потливой болезни»4, и Кьерегато отмечал, что здоровые люди «больше страдали от страха, чем больные – от самой потливой лихорадки»5.

Медицина во времена Тюдоров являлась смесью знаний, полученных от древних греков, суеверий и накопленного с годами здравого смысла. Эндрю Бурд рекомендовал тепло укутывать больных, лежащих в постели, и как следует растапливать камин, чтобы болезнь вышла с потом; другие врачи советовали применять патоку, травы, экзотические снадобья вроде настоя толченого сапфира или золотого порошка. На деле же ни один не имел реального представления о том, что представляет собой потливая лихорадка и как ее можно лечить. Доктора сходились лишь в одном: больной должен бодрствовать, чтобы не впасть в кому.

Впервые потливая лихорадка появилась в Англии в 1485 году. Тогда болезнь посчитали Божьей карой Генриху Тюдору за узурпацию трона. В тот раз «едва ли один из сотни человек избегал смерти»6. Следующий, не такой жестокий всплеск заболевания произошел в 1508 году. Европейцы называли эту напасть «английским потом» – болезнь получила большее распространение в Англии, чем где-либо еще. После 1551 года вспышек потливой лихорадки больше не случалось, и сегодня мы не можем точно сказать, что это была за болезнь. Были предположения, что речь идет о брюшном тифе – особо опасной форме потницы, – разновидности гриппа или сыпном тифе. Так как бактерии и вирусы способны мутировать, это была, вероятно, вирусная инфекция, которая со временем перестала нести смертельную опасность.

Чума различных видов, особенно бубонная, во времена Тюдоров была эндемичным для Англии заболеванием. Вспышки ее происходили почти каждое лето – иногда сильные, иногда не очень. От этой болезни умирали в основном бедняки, не имевшие возможности покинуть зараженное место, что было доступно более обеспеченным людям. В перенаселенных, грязных городах чума на жаре распространялась стремительно, и Лондон, внутри стен которого проживало около 70 тысяч человек, неизменно становился местом, где болезнь свирепствовала сильнее всего. В 1513 году в столице Англии от чумы ежедневно умирали три-четыре сотни человек7.

Генрих VIII очень боялся заболеть, особенно чумой. «В таких делах он был самым пугливым человеком, какого вы только могли встретить»8. Одни лишь слова «потливая лихорадка» были «столь страшны для слуха его высочества, что он не осмеливался приблизиться к тому месту, где, как говорили, она появилась»9. Тому, кто контактировал с больными людьми, не дозволялось являться ко двору.

Весной 1517 года в Лондоне разразилась самая жестокая эпидемия потницы из всех, что случались в Англии. Король переехал с двором в Ричмонд, где к нему присоединились Саффолки, а оттуда – в Гринвич. Там Генрих получил от Джустиниана приглашение на банкет, который устраивали на борту флагманского венецианского корабля, стоявшего на Темзе. Король согласился при условии, что бóльшая часть моряков, которые могли быть заражены чумой, не станет к нему приближаться.

Главную палубу корабля украсили гобеленами и шелковыми занавесами, вдоль бортов расставили столы с обильным угощением для короля и трех сотен придворных, которых доставили небольшие гребные лодки. Когда Генрих поднялся на борт, его провели на полуют, где подали вино, небольшие бисквитные пирожные и другие угощения. Король от души хвалил устроителей банкета и восторгался матросами, которые выполняли смелые акробатические трюки на такелаже, корабельные же орудия произвели на него такое впечатление, что он пожелал вернуться на следующий день и посмотреть, как они стреляют. По окончании банкета всем гостям разрешили забрать домой изысканные венецианские бокалы, в которые наливали вино10.

Генрих упивался ролью международного миротворца. Временно оставив идею о победе над французами – он заявил Джустиниану, что доволен имеющимся и желает только править своими подданными11, – король сосредоточился на поддержании баланса сил между Франциском I и Максимилианом. В начале июля Генрих принимал послов Испании, предложивших ему заключить оборонительный союз с папой и королем Карлом I Испанским, который в предыдущем году наследовал Фердинанду, против короля Франции. В Гринвич послов сопровождала депутация из четырехсот дворян, оказывавших им всяческие почести. На первой аудиенции весь двор «блистал золотом»12. Король устраивал для гостей торжественные мессы, живые картины и турниры, кульминацией же празднеств стало великолепное состязание рыцарей, проведенное 7 июля в новом турнирном комплексе перед пятьюдесятью тысячами зрителей. Генрих хотел сражаться с каждым, кто бросит ему вызов, по отдельности, но его убедили, что это займет слишком много времени. Поэтому, продемонстрировав потрясающее умение управлять конем в присутствии супруги и сестры, король восемь раз сшибся с Саффолком на площадке, и «они оба снова и снова потрясали копьями под громкие рукоплескания зрителей»13.

Среди отличившихся во время четырехчасового турнира, в ходе которого бойцы сломали 506 копий, были несколько молодых джентльменов из Личных покоев. Король испытывал к ним растущую симпатию, и они были одеты в такие же, как у него, костюмы. Один из них – Николас Кэрью – именно тогда исполнил свой знаменитый трюк со стволом дерева14. В их числе были также сэр Уильям Комптон, Фрэнсис Брайан, Энтони Найвет и Уильям Коффин. Все они – умные, яркие молодые люди из благородных семейств – имели склонность к излишествам и часто отличались буйным поведением; при дворе их называли «любимцами короля». Уолси терпеть не мог эту маленькую клику: ее члены не занимали никаких важных должностей, но близко общались с королем и проводили вместе с ним досуг, а потому обладали слишком большим влиянием, чтобы кардинал мог быть спокоен.

За турниром последовал банкет, продолжавшийся семь часов, а затем король до зари танцевал с дамами15. Когда послы уезжали из Англии, Генрих подарил им коней и одежду.

К августу чума подобралась вплотную к Гринвичу. Генрих отправил по домам бóльшую часть служителей двора и переехал в Виндзор, где и затворился вместе с королевой, доктором Линакром, Дионисио Меммо и всего лишь тремя приближенными джентльменами (в число последних почти всегда входили Комптон и Кэрью). Никому больше, даже иностранным посланникам, не дозволялось приближаться к королю; все государственные дела, кроме самых неотложных, были на время оставлены. Тем временем Уолси, который перенес четыре приступа лихорадки и выжил16, отправился паломником в Уолсингем, чтобы возблагодарить Господа за выздоровление.

Маршрут летнего путешествия по стране уже был составлен, но его пришлось отменить17. В августе 1517 года Мор писал Эразму: «Многие вокруг нас умирают. Почти все в Оксфорде, Кембридже и Лондоне недавно болели». В Виндзоре «несколько королевских пажей,