Читать книгу "Даниэль Друскат - Гельмут Заковский"

как говорится, еще не «застолбили», для этого потребуется некоторое время, но ждать нельзя, поэтому-то они вынуждены были начать работы по принципу: что сделано, то сделано. В. Хорбеке, к примеру, такое практиковалось сотни раз, и всегда план утверждался, как говорится, задним числом, а тут, в Альтенштайне, им хотят навязать проверочную комиссию, они якобы грубо нарушили социалистическое законодательство, вот об этом он, Кеттнер, как раз и проинформировал товарищей. Розмари внимательно слушала объяснения и время от времени вставляла реплики. Потом, щелкнув пальцем по карте, она заметила, что этому замечательному проекту, стало быть, в прямом смысле суждено кануть в воду, значит, Друскат боролся зря и все останется по-старому.

— Кое-кому, кажется, это доставило бы удовольствие.

Она с упреком взглянула на Штефана. Тот сидел возле конторского шкафа, закинув ногу на ногу и скрестив на груди руки. Шляпу он надвинул глубоко на лоб и, казалось, решил вздремнуть. Этот здоровяк женщин обожал, вот только тех из них, кто занимал руководящие должности, он, пожалуй, недолюбливал. Во всяком случае, что касается фрау доктор Захер, то тут он стоял перед дилеммой: этакая красотка, а мнит себя спасительницей, грозной альтенштайнской девой. Ее усилия производили на Штефана неприятное впечатление: господи, никак вздумала направить свое копье против него? Поля шляпы скрывали его глаза, он делал вид, что вообще не принимает весь этот спектакль всерьез.

Розмари не удержалась и, обращаясь непосредственно к нему, спросила:

— Товарищ Штефан. Ведь тебе все это доставило бы удовольствие?

Штефан пожал плечами: он, мол, никогда и не скрывал, что считает насильственное вторжение в природу и в устоявшиеся экономические структуры делом рискованным.

Вот и проговорился! Розмари торжествующе оглядела присутствующих.

— И он, — воскликнула она, сверкнув глазами, — именно он хочет сесть на место Даниэля.

— На нем сидишь ты, — возразил Штефан, и эту несложную истину вряд ли можно было опровергнуть. Хохот альтенштайнских крестьян был явно на руку Штефану. Розмари попыталась сделать так, чтобы им стало не до смеха, и прибегла к весьма избитому приему: начала ставить противнику в вину высказывания, сделанные им тогда-то и там-то.

— Это ему, Штефану, — сказала она, — принадлежат слова о том, что, мол, таким занюханным кооперативом, как Альтенштайн, он сумеет руководить и по телефону.

Она добилась своего, крестьяне возмущенно зароптали.

Штефан, защищаясь, протестующе поднял руки.

— Говорил ты так или не говорил?

— Это было год тому назад, — попробовал оправдаться Штефан, — мало ли чего наговоришь в споре.

Так, значит, признался. Розмари кивнула и обратилась к Гомолле.

— И ты, — грустно сказала она, — ты, Густав, хочешь допустить, чтобы этот человек тут командовал?

— Сначала скажи, что тебе здесь нужно, — заметил Гомолла.

— Мне? — Розмари откинулась на спинку стула и положила руки на стол, словно хотела им завладеть. — Я твердо решила продолжать дело Даниэля. Если нужно, я готова навсегда остаться в Альтенштайне.

— Никак я ослышался, товарищ? — Гомолла приставил руку к своему уху. — Ты что же, бросила работу в Бебелове?

Ответ Розмари гласил: сначала необходимо заниматься самыми неотложными делами, так ее воспитывала партия, продолжить дело Даниэля — для нее сейчас важнее всего на свете.

Гомолла рассердился. Ведь ни за какие деньги не хотела оставаться в Альтенштайне! Он об этом знал и нередко возмущался неприкрытостью ее связи с Друскатом, которая, конечно, подрывала авторитет Даниэля.

Уж не думает ли она, спросил Гомолла — и в этом вопросе к молодой женщине, пожалуй, была доля издевки, — что руководство кооперативом поручат ей, любовнице Друската, уж не рассчитывает ли она, что кооператив перейдет к ней по праву наследования.

Услышав от старика эти оскорбительные слова, Розмари чуть не расплакалась. Ну нет, этому не бывать, она не станет реветь на глазах у всех этих мужчин. Мужественно проглотив подступивший к горлу комок, она злорадно воскликнула:

— Еще бы, ведь в руководство лезут другие!

Штефан оскорбился. Красотка в своем типично женском возбуждении смешивает понятия, не имеющие между собой ничего общего, придется поставить все на свои места.

— Видишь ли, я был противником этого проекта...

Ему не удалось договорить, Розмари запальчиво оборвала его.

— Ты им и остался, — выкрикнула она.

Наплевать, что она женщина, наплевать, что красивая, придется обратиться к другой тактике.

— Кто вздумает со мной тягаться, пусть пеняет на себя, — зло сказал он. — Все знают, что я могу позволить себе драться с поднятым забралом. Я никогда не пользовался слабостью другого. Я джентльмен, фройляйн доктор.

В ответ Розмари ехидно расхохоталась.

— Может быть, привести на этот счет кое-какие примеры?

— Прекратить! — рявкнул Гомолла и вскочил со стула. — Вот что, девушка, — продолжал он, — я всегда гордился тобой, твоей карьерой. Ты стала ученой, хотя и явно с анархическими замашками, а ругаешься, как в бытность на скотном дворе.

— Слава богу, — заносчиво отпарировала Розмари, — некоторые вещи не забываются. А против несправедливости я буду бороться всегда.

— Не понимаю, — заметил Гомолла, — образованная женщина — и такая наивная. Являешься сюда, плюхаешься на председательское кресло и вполне серьезно считаешь, что так можно разрешить все проблемы.

Подойдя к столу, он кивком дал ей знак освободить место. По какому праву он так обращается с ней, с женщиной, она не желает его слушаться. Не сводя глаз со старика, она продолжала сидеть, тогда Гомолла взял Розмари за руку и бесцеремонно потянул со стула. Потом в конце концов сам занял место за письменным столом. Устроившись там, он сердито взглянул на Розмари и на Штефана и столь же сердитым взглядом обвел кучку альтенштайнских крестьян, к которым теперь присоединился и Кеттнер.

— Посмотришь на вас — на душе кошки скребут! — сказал Гомолла. — Отныне я сам займусь альтенштайнскими делами, ясно? Лично! Итак, пожалуйста, товарищ Кеттнер, продолжай свой доклад. Как там у нас обстоят дела?

Кеттнер, все так же сидя среди крестьян, поднял голову.

— Печально, — заметил он, — как после похорон. Наверное, так бывало и раньше, когда люди сходились и спорили из-за наследства. Каждый из вас ведет себя так, словно Друската уже нет в живых.

Гомолла, Розмари, Штефан — все с удивлением воззрились на Кеттнера. Они почти не знали его, хотя им доводилось слышать его фамилию и время от времени встречать вместе с Друскатом. Но для них он оставался всего лишь